На следующий день после своего четырнадцатилетия я приехала на автобусе из Гоа в Бомбей. Я ехала в нем весь день и всю ночь. До сих пор помню, как отец проводил меня на автобусную станцию в Панджиме[44]. Теперь этот город называется Панаджи. Дядюшка Джозеф, механик из Мазагаона[45], встретил меня на Центральной станции Бомбея. Там было столько народу! Все куда-то бежали, орали, кричали, а кули несли на головах большие-пребольшие тюки. Никогда не забуду тот первый день в Бомбее. Я просто стояла на месте, не зная, что делать, пока дядюшка Джозеф меня не увидел. А теперь я айя и уже сорок девять лет живу в этом доме, хотите верьте, хотите нет. Сорок девять лет в корпусе «В» в квартале Фирозша-Баг, но они так и не научились правильно произносить мое имя. Неужели так трудно сказать Жаклин? Они все время говорят Джакайли или того хуже – Джакайль.
Во всем виновата старая бай, которая умерла десять лет назад. Она вела хозяйство, пока ее сын не привел в дом жену, новую бай. Старая бай брала английские слова и переделывала их на парсийский лад. Кресло превращалось в иджичер, зеленая фасоль в ферач бич, ну а Жаклин стала Джакайли. Позже я узнала, что все старые парси так делали, как будто бы придумывали свой собственный язык.
Так что новая бай тоже начала звать меня Джакайли, а потом и дети подхватили. Теперь мне уж все равно. Если меня кто-нибудь спрашивает, как меня зовут, я говорю Джакайли. И все время разговариваю на парси-гуджарати вместо конкани, даже с другими айя. Иногда немножко говорю по-английски.
Так, я вам говорила, что дышала часто-часто, когда поднялась на второй этаж и остановилась перевести дух. И тут я заметила кого-то вроде как в белом одеянии. Как будто человек, но лица не видно, только очертания. «Кон хэ?»[46] – спросила я на хинди. Хотите верьте, хотите нет, но он исчез. Прямо как провалился! Я покачала головой и пошла дальше на третий этаж. Осторожно, держась за перила, потому что все ступеньки старые, стоптанные и неровные.
Все повторилось. Он ждал меня на площадке третьего этажа. А когда я спросила: «Кья хэ?»[47], хотите верьте, хотите нет, он снова пропал! Тут я сразу поняла, что это бхут. Я знала, что он будет снова поджидать меня на четвертом этаже, и не ошиблась. Но я не испугалась, нет.
Поднявшись на четвертый этаж, я увидела свою подстилку с бельем, которую оставила там перед уходом. После ночной службы я всегда сплю под дверью на лестнице, потому что бай и сетха[48] нельзя будить в два часа ночи, а ключ они мне никогда не дают. Айя не должна иметь ключ от квартиры. Это я хорошо выучила за сорок девять лет, как и то, что жизнь айя всегда проходит рядом с полом. На полу я делаю всю работу. К примеру, растираю масалу, режу овощи, перебираю рис. Ем я тоже сидя на полу, после того как все подам хозяевам на обеденный стол. И на ночь моя подстилка раскладывается на полу в кухонном коридоре. Мне своего угла не положено. Сейчас весу во мне больше, чем когда-то, и вставать с пола становится все труднее. Но пока справляюсь.
Так вот, в два часа ночи в Роджество я раскатала свою подстилку и разложила свой