лестницей задремавшую гунгу. Господин с легкостью соблазнил ее и продолжил развлекаться дальше. Позже Рустом спел эту песенку своим друзьям в колледже Святого Хавьера, и ее же он вспомнил сегодня, в день Бехрам роз, сидя в кресле с «Таймс оф Индия». Он надеялся, что Гаджра придет до того, как Мехру закончит разговаривать по телефону у Хирабай. В этом случае он сможет не стесняясь глазеть на служанку, и никто ему не помешает.
Но пока Рустом-джи одолевали такие грязные и неприличные мысли, вернулась Мехру. В конторе пообещали немедленно прислать сантехника.
– Я сказала ему: «Бава[16], ты ведь тоже парси и знаешь, как важен для нас Бехрам роз», и он ответил, что понимает и пришлет к нам работника починить туалет.
– Эта грязная свинья понимает? Ха! Теперь, когда он знает про протечку, он нарочно будет тянуть, чтоб еще больше нам напакостить. Иди, будь искренней со всеми, иди и страдай.
И Мехру пошла заваривать мужу чай.
Раздался звонок. Рустом-джи знал, что это Гаджра. Но, поспешив открыть ей дверь, он уже чувствовал, что движется к разочарованию и что охватившее его вожделение будет прервано так же грубо, как работа кишечника.
Предчувствие оказалось верным. Мехру выскочила из кухни, насколько ей позволяли шлепающие тапки, выбранила Гаджру за опоздание, велела ей только подмести пол – остальное может подождать до завтра, – а потом уходить домой. Сникнув, Рустом-джи снова принялся за «Таймс оф Индия».
Мехру торопливо нанесла мелом рисунок на входной двери, совсем не такой яркий и изысканный, как собиралась. Время поджимало, к одиннадцати она должна была быть в храме огня.
Опасаясь неблагоприятного влияния опоздания, она повесила над каждой дверью торан (цветы, с шести утра дожидавшиеся своего часа, к счастью, еще сохраняли свежесть) и пошла одеваться.
Когда она была готова выходить, Рустом-джи все еще ублажал чаем свой кишечник. Недовольный быстрым уходом Гаджры, он молча переживал постигшую его неудачу и винил во всем Мехру.
– Иди без меня, – сказал он ей. – Встретимся в храме.
Мехру села на автобус маршрута Н. Она была ослепительна в своем белом сари, которое носила по-парсийски, перекинув через правое плечо и накрыв голову. Когда автобус Н выехал из района Фирозша-Баг, он принялся петлять по узким улочкам нищих кварталов. Он шел через Бхинди Базар, Лохар Чаул и Кроуфорд Маркет, с трудом пробираясь среди автомобилей и пешеходов, ручных тележек и грузовиков.
Обычно во время поездки в храм огня, пока автобус полз по своему маршруту, Мехру внимательно наблюдала разворачивающиеся перед ней уличные картинки и удивлялась жизнелюбивой изобретательности, делавшей возможным человеческое существование в таких убогих, тесных норах и мрачных, жутких зданиях. Однако сейчас Мехру сидела, не замечая суету и бедность этих узких улочек. Ничто не нарушало ее безмятежность, сопровождавшую предвкушение абсолютного умиротворения и спокойствия, которые скоро охватят ее вместе с другими прихожанами в храме огня.
Она