он все еще был в дагли, и она выглядела в точности так же, как…
Она шевельнула рукой, указывая на рубашку Рустом-джи на чайном столике, содрогнулась и замолчала.
Ей надо было чем-то себя занять. Она отнесла свой стакан обратно на кухню вместе с чашкой Рустом-джи, из которой он пил утром, и разожгла плиту, чтобы приготовить обед. Вернулась в комнату, внимательно рассмотрела пятно от пана на рубашке и поразмышляла вслух, как лучше его вывести, потом вновь замолчала.
Рустом-джи тяжело вздохнул.
– Что творится в мире, не понимаю. Парси убивает парси… чашнивала и дастур…
Он тоже замолчал, медленно качая головой. Задумчиво посмотрел на стены и потолок, где краска и штукатурка готовы были отвалиться, готовы были упасть в их кастрюли и сковородки, в их тазы с водой, в их жизни. Завтра Гаджра придет и сметет с пола белые хлопья, вычистит кастрюли и сковородки, нальет свежую воду в тазы. Принесут «Таймс оф Индия», он почитает ее за чашкой чая и увидит, как Нариман Хансотия проедет мимо на своем «мерседес-бенце» 1932 года в Мемориальную библиотеку имени Кавасджи Фрамджи читать ежедневные мировые газеты. Мехру смоет с входной двери рисунок, сделанный цветными мелками, и снимет торан над дверями – к утру цветы засохнут и скукожатся.
Мехру посмотрела на Рустом-джи, сидящего в задумчивости в своем кресле, и где-то внутри почувствовала печаль от его встревоженного и отстраненного взгляда. Ее тронул редкий проблеск нежности, который вдруг пробился из-под грубой оболочки. Она тихонько скользнула в спальню переодеть сари.
Размотанные метры мятой материи, так и не впитавшие сандалового аромата, упали на кровать. Не было смысла складывать и вешать сари рядом с постелью, его следовало прямиком отправлять в мойку. Она посмотрела на сари почти с отчаянием и заметила на стене рядом с кроватью следы струек, оставшиеся после прошлогодних дождей.
В этом году сезон дождей должен скоро начаться, и тогда муссоны вымоют узкие улочки, по которым она проезжала сегодня утром по дороге в храм огня. А в квартире дождь проявится свежими бусинками влаги, заменив прошлогодние следы на новые.
Запах дхандар-патио, доносившийся из кухни, незаметно проник в ее мысли. Он напомнил, что Бехрам роз еще не кончился. Но она вернулась на кухню и выключила плиту – знала, что обедать рано. Однако все же налила две чашки чая. Между десятью и четырьмя часами Мехру никогда не пила чай, это было одно из ее строжайших правил. Сегодня ради Рустом-джи она сделает исключение.
Мехру вернулась к мужу, спросила, готов ли он обедать, и, получив, как и ожидала, отрицательный ответ, улыбнулась про себя с ласковым удовлетворением – как же хорошо она знает своего Рустом-джи! В это мгновение она чувствовала, что они очень близки.
Он медленно из стороны в сторону покачал головой, задумчиво глядя в пространство.
– В желудке все еще тяжесть. Наверное, запор.
– А что с туалетом?
– Все еще течет.
Мехру взяла на кухне две чашки и вновь вошла в комнату.
– Тогда еще чашечку?
Рустом-джи