предложения, а сегодня сразу три. Подумай только, три предложения в один день! Просто ужас какой-то! И мне жаль, искренне жаль двух бедняг, которым я отказала. Мина, я так счастлива, что даже несколько растеряна. Представляешь себе: целых три предложения! Но, ради бога, не рассказывай никому из своих учениц – им могут прийти в голову всякие сумасбродные мысли, и они почувствуют себя обделенными, если в первый же день их возвращения домой им не сделают по крайней мере шесть предложений.
Девушки порой так тщеславны! Но мы-то с тобой, дорогая Мина, обе помолвлены и в скором времени собираемся стать солидными замужними женщинами, нам чужды тщеславие и суетность. Пожалуй, я должна рассказать тебе об этих трех предложениях, но, дорогая, сохрани это в тайне от всех – разумеется, кроме Джонатана. Ему-то ты, наверно, расскажешь; будь я на твоем месте, конечно, не утаила бы от Артура. Женщина должна рассказывать мужу все – ты согласна со мной, дорогая? – и я буду искренней. Мужчинам нравится, когда женщины, и прежде всего их жены, так же откровенны, как и они, хотя, боюсь, женщины не всегда так честны, как должно. Итак, дорогая моя, слушай…
Первый пришел перед обедом. Я писала тебе о нем – это доктор Джон Сьюард, психиатр. У него такой волевой подбородок и замечательный лоб. Выглядел доктор внешне невозмутимым, но я заметила, что он нервничает: чуть было не сел на свой цилиндр, хотя рассеянным его не назовешь, а в спокойном состоянии такое обычно не случается; потом, желая показать, что ничуть не смущен, он начал так поигрывать откуда-то взявшимся у него ланцетом, что очень напугал меня. Он сказал мне все прямо и открыто: как, несмотря на недолгое знакомство, я стала ему дорога́; какую радость и поддержку он находит во мне; как будет несчастлив, если я не отвечу на его чувства. Увидев мои слезы, доктор расстроился, назвал себя грубым, жестоким человеком, просил извинить его – он ни в коем случае не хотел меня огорчить. Потом, помолчав, спросил, смогу ли я полюбить его со временем; я отрицательно покачала головой – у него задрожали руки. Люблю ли я кого-нибудь другого, спросил он после некоторого колебания. И деликатно пояснил, что задает этот вопрос не из любопытства – и ни в коем случае не злоупотребит моим доверием, – но просто чтобы знать, есть ли надежда. Мина, я решила сказать ему правду. Выслушав меня, он встал и очень серьезно, взяв обе мои руки в свои, пожелал мне счастья и добавил, что, если мне когда-нибудь понадобится друг, я всегда могу рассчитывать на него. О Мина, дорогая, ты должна простить мне эти пятна на бумаге – следы слез; я не могу удержаться. Конечно, приятно, когда тебе делают предложение, но совсем не приятно видеть несчастным человека, который – ты знаешь – искренне любит тебя. И вот он уходит от тебя с разбитым сердцем, и ты понимаешь: что бы он ни говорил в этот момент, тебя в его жизни уже не будет. Дорогая моя, я должна сделать паузу – мне что-то нехорошо, хотя я так счастлива…
Вечер
Только что был Артур, и теперь у меня настроение лучше, чем утром, когда я прервала письмо. Расскажу, что же было дальше.
Итак, дорогая моя, номер второй пришел после обеда. Это очень