своего горя.
– Сынок, в жизни бывают моменты, когда приходится расставаться с людьми, но это вовсе не значит, что они перестают быть любимыми. Я люблю тебя, и ничто – ни время, ни расстояние, ни другие люди – не сможет этого изменить. Мы будем видеться, может быть, чуть реже, чем сейчас, но всё равно будем, – он обнял меня, и я расплакался, как девчонка. Но мне не было стыдно, ведь дядя Питер всегда говорил, что стыдиться нужно тех, кто творит зло, а проявлять чувства – это дар,
который позволяет тебе не становиться бессердечным. Но, несмотря на всё это, мне не становилось легче… Зачем тогда сердце, если оно причиняет такую боль?
Мы остались до глубокой ночи, поскольку мама тоже узнала об этом от дяди Питера за праздничным столом и была потрясена. Это новость очень ее расстроила, ведь это означало, что мы останемся с ней вдвоем, скрытые в своем коконе от всего мира вместе с отцом. Впервые в жизни я почувствовал себя таким одиноким, ненужным и брошенным, что мне захотелось уехать с дядей Питером, бросив всех. Это их выбор – быть отчуждёнными, а не мой. Я нуждался в нём, в его советах, в его поддержке и доброй улыбке. Но что ты можешь сделать, когда тебе шесть лет? Смириться. Жить с этим. Другого пути нет.
3
На следующий день мне предстояло отправиться к мистеру Спарксу, уважаемому репетитору из Пенсильванского университета, который собрал небольшую группу детей из обеспеченных семей. Он был известен тем, что предпочитал проводить занятия именно в стенах университета, где знания, казалось, буквально лились рекой. Домашняя обстановка, со всей её роскошью и уютом, по его мнению, только отвлекала от серьёзных наук, мешая развивать у детей ещё не до конца сформировавшуюся способность сосредотачиваться на важном. Вместо того чтобы пойти на занятия с Колином, как мы с ним планировали, я остался один, и тяжесть, которую мы несли вдвоём, теперь легла на мои плечи.
Я проснулся с неприязнью к этому дню, в настроении, будто всё в мире пошло наперекосяк. Я не мог избавиться от ощущения, что меня ждёт что-то неприятное. Все приготовления к выходу, которые раньше не казались такими трудными, теперь ощущались мучением. Я надел маску безразличия – именно так, по моему мнению, лучше всего скрывать собственные слабости.
Дядя Питер всегда говорил, что враги нападают не на тех, кто действительно слаб, а на тех, кто признаёт свою слабость. Я пытался выглядеть сильным и независимым, хотя понимал, что эта маска не скрывает всей боли и беспокойства. Когда пытаешься быть тем, кем не являешься, маска безразличия рано или поздно спадает с лица.
Я поцеловал маму, не потревожил Уильяма и, оглядываясь на их спокойные лица, размышлял, какой совет мог бы дать мне дядя Питер, чтобы я смог выжить среди этих людей. Но он был слишком далеко, и я не знал, как вписаться в новый мир, полный лицемерия и пустых слов. И вот с такими мыслями я шагнул в неизвестность, готовый встретиться с теми, кто, по-видимому, не способен был меня понять.
Подойдя к зданию,