в Москву и её там красной икрой угощали, а не то, что здесь… Дура! Мне стало неудобно за неё, вот и сказала:
– А по мне и картошечка в мундирах всё ещё вкусня-ятина!
И что ж?.. Через какое-то время Том и несёт ее, только что отваренную! Наших «премьерш» это почему-то развеселило, схватили кастрюлю и давай кидаться этой «картошечкой», а Том… Он стоял бледный, застывший и вдруг мы услышали тихое:
– В Ленинграде… в блокаду… – и выбежал.
Оказалось, – тут же нашептала мне на ухо Роза, – во время войны и блокады в Ленинграде из всей семьи только он и выжил.
Похоже, что сборник Евтушенко стал моей «настольной книгой», и вот – из любимого:
Пришло без спросу, с толку сбило,
Захолонуло, налегло.
Как не похоже все, что было!
И даже то, что быть могло…
Или снова это:
…Но пришла неожиданно взрослость.
Износивши свой фрак до дыр,
В чье-то детство,
Как в дальнюю область,
Гастролировать убыл факир…
…Дайте тайну! Простую-простую!
Тайну – радость и тишину.
Дайте маленькую, босою,
Дайте тайну, хотя бы одну!
Недавно и в наш город наведывался Евгений Евтушенко… Если бы знала заранее, что приедет, то сходила б на встречу и вначале, прочитав залу его раннее его стихотворение: «Тают отроческие тайны, как туманы на берегах…", задала б вопрос: «Когда от нас, обычных смертных, уходят тайны, то мы просто смиряемся с этим, но когда «шарики колдовские» покидают вас, поэтов, остаетесь ли вы поэтами?» Интересно, что ответил бы? Ведь уже давно стихи его для меня – рифмованная публицистика.
Прислали к нам на радио журналистку, зовут Раисой. Сегодня показывала ей город, потом сидели в кафе. Конечно, она знает намного больше меня, разговаривать с ней интересно, но станем ли подругами?
И всё же не увлекли меня наши философы! Особенно неприятным становится Недвецков с его речами… словно палкой – по деревянному штакетнику. Тарахтит, тарахтит, перескакивая с одного на другое, а в результате – пустота. Кажется, что все боли мира ему – до лампочки, только б утвердить свою значимость, только бы все смотрели на него и поклонялись. Хочет ехать в Москву и преподавать в Университете. И чему будет учить своих студентов?
Сняли с Раисой комнату на шумной улице в деревянном домике у старых тихих и добрых евреев. Единственное наше оконце смотрит в сад, яблони которого никогда не пропускают солнца. Теперь в Карачев езжу реже, – с Раисой ходим в кино или просто по городу, и мне с ней пока интересно.
Два раза в неделю Раиса ходила в школу преподавать французский язык, и делала это для того, чтобы потом, когда здесь отработает положенные два года, уехать в Москву, прописаться там, устроиться на работу и постараться выслужиться перед определенными «органами», чтобы те разрешили ездить в другие страны для преподавания.
Конечно,