ничего не знаешь. Если жена Тома – скажи, он занят по службе, задержится немного. – Он помедлил. – К нам без меня подъедет народ… – Встретил ее испуганный взгляд и продолжал нетерпеливо: – Пугаться нечего, просто пускай побудут у нас в доме. Ты делай, что они тебе скажут. В случае чего звони в кабинет к отцу, только по пустякам не нужно. И не тpевожься, кончай бояться.
Он вышел из дома.
Совсем стемнело, по пятачку перед домами гулял резкий декабрьский ветер. Санни ступил во мрак без опасений. Все восемь домов в полукольце парковой аллеи принадлежали дону Корлеоне. Два пеpвых дома пpи въезде по обе стороны снимали верные люди Корлеоне с семьями; квартиры на первом этаже сдавали холостякам, тоже своим, проверенным. Из шести остальных домов, завершающих полукруг, в одном жил Том Хейген с семьей, в другом – Санни, в третьем, самом скромном и маленьком, – дон Корлеоне. Три последних дома дон бесплатно предоставил друзьям, которые отслужили свое, – в случае надобности они бы съехали по первому требованию. Безобидный пятачок в парке был на самом деле неприступен, словно крепость.
На каждом из восьми домов был установлен прожектор, заливающий светом пространство вокруг, – ни затаиться, ни спрятаться. Санни перешел на другую сторону и открыл своим ключом дверь отцовского дома.
Он крикнул:
– Ма, ты где?
Из кухни вышла его мать, за нею следом тянулся аромат жарящегося перца. Не дав ей сказать ни слова, Санни взял ее за руку и усадил на стул.
– Мне только что звонили, – сказал он. – Ты только не волнуйся. Папа в больнице, он ранен. Оденься и соберись, поедешь к нему. Сейчас скажу, тебе подадут машину. Хорошо?
Мать поглядела на него в упор.
– В него стреляли? – спросила она по-итальянски.
Санни кивнул. Его мать на мгновение набожно склонила голову. Потом вернулась на кухню, Санни пошел за ней. Смотрел, как она тушит газ под сковородкой с недожаренным перцем, как выходит, поднимается по лестнице в спальню. Он подцепил со сковородки несколько перцев, взял из корзинки на столе ломоть хлеба и, роняя с пальцев горячие капли оливкового масла, соорудил себе громоздкое подобие бутерброда. Затем прошел в просторную угловую комнату, служившую его отцу кабинетом, отомкнул ящик конторки и вынул телефонный аппарат. Это был личный телефон дона Корлеоне, записанный на вымышленное имя по вымышленному адресу. В первую очередь он позвонил Люке Брази. Никто не отвечал. Тогда он позвонил в Бруклин, человеку, беззаветно преданному дону Корлеоне, – второму, буферному caporegime. По имени Тессио. Санни сказал ему, что случилось и что требуется сделать. Он должен отобрать полсотни абсолютно надежных людей. Одних послать на охрану больницы, других – в Лонг-Бич, есть работа.
– Что, и Клеменцу зацепили? – спросил Тессио.
– Я пока не хочу использовать людей Клеменцы, – ответил Санни.
Тессио понял с полуслова, помолчал, потом сказал:
– Извини меня, Санни, я с тобой говорю, как говорил бы твой отец. Не нужно пороть горячку. Я лично не верю, что Клеменца способен продать.
– Ну что ж, спасибо, – сказал Санни. –