почти никогда не готовили. Единственными действительно нужными вещами являлись электрический чайник и кофемашина, которая сейчас мерно журчала. В гостиной стены были выкрашены в цвет индиго, стоял черный вельветовый диван и плазменный телевизор, который тоже, к слову, почти никогда не работал. Зато были доверху заполненные книгами шкафы.
– Две ложки сахара, верно? – спросила Джули, стоя над чашками. Ее волосы светились под белой лампой в виде куба над столом.
– Уже одна.
– Да у нас перемены, – она посмотрела на меня и хмыкнула.
Перемены… И, только посмотрев на нее со стороны, я поняла, что все-таки изменилось в ней. Скулы, до этого четко очерченные, сейчас будто впадали, худоба была ей свойственна, но теперь она выглядела фарфоровой барышней, до которой дотронешься – рассыпется. И самое странное – ее взгляд. Раньше, глядя в ее глубокие синие глаза, я видела бесконечную тайную мудрость, которая другим людям недоступна. Сейчас они выглядели лишь усталыми, поблеклыми, а под ними – темные круги. А в остальном – это всё та же Джули, которую я видела летом. Никаких шумных приветствий, объятий и возгласов. Она такое не принимала, а с ней другой становилась и я.
– Расскажи мне, что там у тебя, – произнесла Джули, сидя за столом и помешивая ложкой кофе.
Вот так просто, без вступлений.
– Я завела собаку, корги. Назвала Фэй, – почему-то первой мне в голову пришла мордочка моей собаки. – Сейчас папа за ней смотрит. Работаю у него в компании, выпросила отпуск на месяц.
– Ты выглядишь серьезнее. Даже твои кудри уложены аккуратнее.
Я провела рукой по волосам. Действительно, рыжий взрыв на моей голове я научилась более-менее красиво укладывать, чтобы выглядеть солидней на работе.
– Ты рисуешь?
– Иногда. Чаще прокрастинирую или читаю, кисти в руки не лезут. Мои музы, видимо, в отпуске.
Джули расспрашивала обо мне, моих рисунках, но ни слова ни сказала о себе. Летом я снова после долго перерывала начала рисовать именно в этом доме красками Джули, и возвращение вдохновения стало для меня праздником. Но теперь это казалось мне неважным, я хотела знать, что с ней.
– Джули?
– Что?
– Расскажи об опухоли.
Она и бровью не повела, отпила кофе и взглянула на меня. Ее глаза смотрели в упор, но я не могла прочитать эмоций во взгляде. Синий иней, как есть.
– Что именно ты хочешь знать?
– Всё.
– А как это обычно случается у людей? В моем случае все ровно так же, ничего сверхъестественного, – ее будто ничего не волновало. Холодная и отстраненная снежная королева.
– Но что сказали врачи? Что тебе делать?
– Алекса, все уже предрешено, не суетись. Операция в начале декабря. Что дальше? Не знаю.
– А лекарства?
– Я пью, что надо.
– А как ты себя чувствуешь? – Мой вопрос прозвучал неуверенно, говорить с Джули о таком представлялось