отдых от всего, и нанесла лишь уходовые средства. Отражение в зеркале улыбалось, а солнечный свет сделал из моих карих глаз медовые. Отдых начинался.
Я не помню, сколько провела на побережье, но когда решила уходить, солнце уже клонилось к закату. Море лечит душу. Это я поняла, когда после окончания девятого класса и трагической первой любви очутилась в Турции. Тогда мне впервые довелось испытать чувство совершенно пустой головы – я смотрела на волны и не думала ни о чем и даже не сразу заметила это, а когда заметила, пришла в шок. Никогда в своей жизни я не знала этой легкости – шестеренки внутри меня всегда крутились, жужжали и иногда даже выводили из себя. Я всегда думала, и даже во сне видела красочные сны, ни разу не провалившись просто в забытье. Я даже записывала свои сны, ведь их сюжеты были мне интересны, и просто выкидывать их из сознания мне не хотелось.
В Эстонии шестеренки не остановились, но замедлились. Людей вокруг было немного, и я слышала только медленную и тягучую речь эстонцев, шум прибоя и шелест листьев дерева, под которым я сидела с книжкой Джоан Харрис. Мысли тоже начали проясняться: я поняла отчётливо то, в какую передрягу я попала. Сижу у моря в незнакомой стране, пошла за незнакомой женщиной и поселилась у нее совершенно бесплатно. Но никакого подвоха я здесь не чувствовала, наоборот, казалось, будто Джули упала с неба этаким подарком от вселенной. Просыпаться в частном доме с розовым садом куда приятнее, чем в гостинице.
По пути назад я нарвала букет ромашек, и только позже сообразила, что ставить его будет некуда. Просить вазу у Джули уже казалось неудобным, и я зашла в магазин, нашедшийся по дороге, и приобрела цветную бумагу, скотч и нити для мексиканских гирлянд и небольшой стеклянный стакан для цветов. Она ведь позволила мне делать в комнате все, что вздумается? Чем плохо разрядить бело-оливковую обстановку разноцветными гирляндами? У меня в квартире висели такие же. Вспомнив, что толком не ела весь день, купила и лапшу быстрого приготовления и парочку яблок. С готовкой я никогда не заморачивалась и не собиралась начинать.
Дом встретил тишиной, Джули не было ни видно, ни слышно. С утра осмотреться я не успела, но теперь желание рассмотреть все поближе заставило отложить приготовление так называемого обеда. Первыми внимание привлекли книжные шкафы, и именно к ним я подошла поближе. Литература была совершенно разной и на разных языках: Джули, видимо понимала по-русски, по-английски, по-эстонски, по-французски и по-немецки. Было что-то и на латыни. Я взяла в руки Ремарка. По-немецки я помнила только как сказать слово «бабочка», но многие его романы стояли и на моих полках. Разумеется, на русском.
– Liest du gerne? – голос из-за спины.
Я повернулась. Джули стояла в белом шелковом халате и без макияжа казалась совсем призрачной, невесомой. Я понятия не имела, что она у меня спросила. Из иностранных языков я говорила лишь на английском и французском. А она верно растолковала мое молчание:
– Любишь