сказала она, решительно войдя в комнату, покачивая юбками, – он все-таки сделал тебе предложение.
– Нет, – невозмутимо ответила Кэтрин.
– Но это подарок Наварро. Ты приняла его?
– Он мне должен. По меньшей мере это.
Лицо Ивонны Мэйфилд приняло суровое выражение.
– Несомненно. Но стоит ли тебе надевать такую ценность? Это едва ли подходит леди.
– А ты, конечно, всегда следовала правилам поведения для леди? – кротко спросила Кэтрин.
Ее мать выпрямилась, намереваясь дать гневный ответ, но, встретившись с взглядом дочери, дрогнула. Она развернулась, отошла в сторону и опустилась в кресло возле кровати.
– Еще довольно рано, а ты уже оделась. Собираешься куда-то идти?
Кэтрин кивнула.
– Я думала отправиться к мадам Эстель, чтобы заказать новое платье. Хочешь пойти со мной?
– Можно, – ответила мать, поправляя свои шелковые юбки цвета спелого абрикоса. Поверх платья она надела жакет из желтовато-зеленого бархата. Сочетание было неудачным, хотя и модным. Бархат стягивал ее полные груди, а тяжелый вырез подчеркивал излишнюю пышность форм. Кэтрин, напротив, выглядела прямо-таки воздушной в платье из бледно-желтого муслина с отделкой из янтарных ленточек.
– Мне следовало бы знать, – сказала мадам Мэйфилд после недолгого молчания. – Наварро всегда был le plus dangereux des hommes[40]. С моей стороны было глупо предполагать, что он позволит заманить себя в ловушку фразами о твоей невинности. Для меня это сокрушительный удар. – Она бросила взгляд на Кэтрин. – И для твоего счастья тоже, конечно.
– Да, сокрушительный удар, – сухо согласилась Кэтрин.
«И это всё?» – подумала она. Ни слова жалости или сострадания, только это отстраненное участие в ее будущем. Она посмотрела на мать через маленькое овальное зеркало на тумбочке.
– Заманить, maman? То есть ты думаешь, что я соблазнила его?
– А разве нет, chérie? В конце концов, должна же быть какая-то причина его увлеченности тобой. Поверь, Черному Леопарду нет нужды насиловать женщин. Многие прямо-таки жаждут разделить с ним постель. У него наверняка были причины думать, что ты к нему неравнодушна.
– Постарайся запомнить, maman, что он считал меня квартеронкой, которая не имеет права быть равнодушной, – спокойно сказала Кэтрин, несмотря на краску смущения, залившую щеки.
Ее мать нетерпеливо махнула рукой.
– Даже если так… Но ты должна объяснить мне, что именно там произошло. Маркус, явившись ко мне той ночью, твердил что-то невразумительное. И не нужно так на меня смотреть. Если у тебя хватает совести принимать подарок от мужчины, который так грубо с тобой обошелся, значит, мы можем без стеснения об этом поговорить.
Кэтрин не возмутилась, а задумалась.
– Бедный Маркус. Как он узнал, где нас искать?
– Логический