как моя измученная душа, не спрашивая разрешения, тихо отвечает: «А я-то как на это надеюсь…»
**
Просторная квартира прабабушки Изабеллы располагалась на самом верхнем этаже трехэтажного дома, построенного из благородного армянского камня – розового туфа. Дом находился в уединении на склоне небольшого холма, со всех сторон окруженного величавыми зелеными горами, нежно оберегающими его от посторонних любопытных глаз. Местные жители назвали его: «Дом с глициниями», поскольку это было единственное здание в городе, которое украшали удивительно красивые лианы пурпурного цвета – глицинии. Потрескавшиеся стены, потемневшие от дождей и ветров, овальные панорамные окна, огромные балконы и стеклянная входная дверь, декорированная резным дубом с деревянной дверной ручкой с замысловатым орнаментом: всё это отражало искусную работу мастеров прошлого.
Каждая трещинка в фасаде, каждый неуклюжий изгиб, каждая выбитая плитка словно отражали моё собственное душевное состояние – сломанное и истерзанное, но всё ещё живое. Дом трепетно охранял воспоминания о прожитых десятилетиях хозяев, о смеющихся детях, бегавших по двору, и соседях, которые делили радости и беды, как родные. В доме было что-то неуловимо тёплое, домашнее, несмотря на его несовершенство. Окна на последнем этаже, обрамлённые широкими подоконниками, всегда притягивали мой взгляд. В детстве мне казалось, что они похожи на глаза, из которых открывается вид на весь мир. С тех пор ничего не изменилось. Разве что теперь я смотрела на этот дом не с придирчивостью избалованного ребёнка, привыкшего к небоскребам Нью-Йорка, а с пониманием женщины, научившейся видеть красоту в изъянах.
Жители дома, доброжелательные и открытые, выглянули из окон и балконов, чтобы разглядеть меня получше. С любопытством и легким недоумением они наблюдали за моей фигурой, стоящей у подъезда. Никто из них не мог меня узнать – прошло слишком много времени. Десять лет назад я была девочкой с широко распахнутыми глазами, яркой улыбкой, и жизнерадостной позитивной энергетикой, приехавшей сюда вместе с бабушкой Лилией, которая хотела научить меня тому, что такое простая радость. И, на удивление, то лето оказалось одним из самых тёплых и счастливых воспоминаний моей жизни. Мне казалось, что дни здесь были сотканы из света, смеха и любви. Эта поездка стала моим окном в детское счастье – наивное, искреннее, настоящее. Но сейчас реальность напоминала о себе с холодной, неумолимой ясностью.
Я стояла на пороге, уставшая и разбитая, с нелепо огромным чемоданом, в старых джинсах и футболке Адама. Густая копна моих неухоженных кудрей была собрана в тяжёлый, неловкий пучок. На фоне этого обветшалого, но живого дома я чувствовала себя словно теневой отголосок той девочки, какой была когда-то. Я представляла, насколько абсурдно выглядела в глазах этих людей. Тощие, отвыкшие от долгих прогулок ноги будто готовы были провалиться сквозь землю, лишь бы избежать этих пристальных взглядов.
Но вдруг тишину разорвал