помню, – ответила я, слегка ошеломлённая. Передо мной стоял уже совсем другой Микаэль. Где тот весёлый, неугомонный хулиган, с которым мы лазали по соседским деревьям за яблоками, рисовали дерзкие граффити и тут же смывали их, чтобы избежать наказания? Где тот мальчишка, который вместе со мной сочинял песни о справедливости, выступая на крыше заброшенного гаража перед восторженной ребятнёй?
Я не могла поверить, что этот собранный, серьезный человек передо мной – всё тот же Микаэль. Его угольно-чёрные глаза смотрели на меня внимательно, но без прежней бесшабашности. Прямой греческий нос, аккуратные усы, тонкие губы, обрамленные строгой линией, и этот заметный шрам над щекой… Шрам, который напомнил мне, что в этом мужчине всё ещё скрыта часть того беззаботного мальчишки, каким я его знала.
Этот шрам был нашим общим воспоминанием. В детстве я убедила его спуститься с перил лестницы вместо того, чтобы воспользоваться ступеньками. Для меня это было обычным развлечением, но для него – первым неудачным опытом. Он, конечно, не удержался и, соскользнув, оцарапал щёку об острый край. Помню, как мы тогда смеялись, а он, потирая ранку, сказал:
– Хорошо, что я решил попробовать это на втором этаже, а не на третьем. Иначе вместо шрама полетела бы моя голова!
Сейчас я невольно улыбнулась, разглядывая этот след прошлого. Всё-таки что-то от моего друга осталось.
– Мы с Рафаэлем думали, ты больше никогда не приедешь, Эл, – добавил он, выводя меня из воспоминаний. Его голос был низким, спокойным, но в нём чувствовалась едва уловимая нотка упрёка.
– Я тогда отнесу твой чемодан домой, – продолжил он, сохраняя своё серьёзное выражение лица. – Давай ключи, а ты потихоньку поднимайся.
Его слова прозвучали как-то просто и обыденно, но я ощутила в них тепло. Этот взрослый, чужой и в то же время до боли знакомый мужчина всё ещё заботился обо мне, как когда-то в детстве.
Я протянула ему ключи и проводила взглядом, пока он, не оборачиваясь, уверенным шагом направлялся в сторону дома. Тяжесть воспоминаний немного отступила, оставив место лёгкому ощущению тепла. Словно этот город, эти люди и этот дом постепенно раскрывали свои объятия, стараясь напомнить мне, что я всё ещё часть этого мира.
В подъезде, куда я шагнула, всё было до боли знакомо: широкие, потертые временем ступени, сделанные из светлого камня, гладкие перила из тёмного дерева. На стенах проступали выцветшие следы старой краски, а из открытых дверей доносились ароматы домашней выпечки и приглушённые разговоры соседей. Здесь каждый уголок, каждый звук наполнял душу странным чувством тепла и меланхолии.
Дом словно ожил от моего появления. На каждом этаже меня встречали с распростёртыми объятиями. Люди радушно улыбались, словно я вернулась не из другой страны, а из долгого изгнания. Казалось, будто каждый уголок этого места помнит меня и готов был укрыть от всех бед. Я останавливалась то тут, то там, чтобы обнять старых знакомых, и выслушивала их предложения о помощи. Даже новые жильцы, которых я никогда прежде не видела, присоединились