комната оживляла в памяти события детства. Я почувствовала лёгкий укол радости, смешанный с горечью. Все эти воспоминания были такими яркими, что казались почти осязаемыми. Но вместе с ними пришло осознание, что то время ушло безвозвратно. Всё, что осталось, – это дом. Тихий, пустой, но всё равно родной.
Решив не торопиться с вещами, я заглянула в гостиную. Светлые стены, с одной стороны прикрытые роскошным красным ковром, а с другой – дубовым шкафом с сервизом Изабеллы, были уютно контрастны. Чередующие светлые и тесные деревянные дощечки на полу с узором напоминали цветочные мотивы. Небольшой красный диван и два кресла, объединённые журнальным столиком с бордовой стеклянной вазой, создавали уютный уголок для отдыха. Напротив – старое пианино, на котором любила играть бабушка. Я медленно подошла к нему и осторожно провела пальцами по клавишам. Этот инструмент знал голоса и смех тех, кого я никогда не встречала. Он был свидетелем радости и печали, и, прикоснувшись к нему, я почувствовала, будто сама соединяюсь с прошлым. Я закрыла глаза и нажала одну из клавиш. Низкий, немного глухой звук раздался в комнате. Казалось, он растворился в стенах, насыщенных воспоминаниями.
– Здесь столько жизни, – прошептала я себе. Но в то же время это место было наполнено тишиной. Тишиной, которая ждала, чтобы её снова наполнили голосами, смехом, теплом. А я была не той, кто мог бы это воплотить…
Восхищаясь простотой и уютом этого дома, мой взгляд упал на два больших портрета, занимающих почетное место над пианино, – прабабушки Изабеллы и прадеда Георгия.
На портретах были строгие, серьёзные лица, но в их взглядах читалось тепло. Я начала изучать портрет прадедушки Георгия. Он был красивый добрый мужчина, во взгляде которого чувствовалась уверенность и преданность своему делу, семье и самому себе. Он занимал высокую должность, пои этом был справедливым и честным человеком. Георгию очень везло в карьере, чего нельзя было сказать о личной жизни. Он очень долго искал свое счастье и только к тридцати годам сумел отыскать его в моей прабабушке Изабелле. Меня назвали в честь нее, только всю жизнь домашние и друзья меня называли Эллой, поэтому порой мне непривычно слышать в свой адрес мое полное имя – Изабелла. Я мало что знала о прадеде, лишь то, что рассказывала бабушка, а она не особо любила говорить о прошлом. Рана, которая кровоточила у нее после смерти любимого отца, так и не зажила. Он умер, когда ей было всего восемнадцать лет.
Затем я перевела взгляд на портрет прабабушки Изабеллы, чувствуя, как незримая нить связывала нас сквозь поколения. Это ощущение было странным и трепетным: будто она смотрела на меня не просто с картины, а из прошлого, которое я знала лишь по рассказам. Ее лицо, полное достоинства и внутренней силы, казалось, хранит секреты, которые никто не способен был раскрыть. Её большие карие глаза, прямой нос, тонкие губы – всё напоминало мои собственные черты. Бледная кожа и густые непослушные волосы… Да, нас связывало нечто большее, чем просто родство.
Комната