публику, Альберт уже хорошо знал, и в уме на будущее тоже кое-что имелось. А насчёт конкурентов – подвинутся, не впервой. Подумаешь – Сур! И не таких видали…
Саламонские приехали в Одессу, чтобы всё увидеть своими глазами. Рассчитать, подсчитать, обзавестись знакомством с влиятельными персонами из власти, торговым людом, готовым вложиться на паях. Сделать их доброжелателями, союзниками. Для этого подмазать, замазать, очаровать, охмурить, заинтересовать – всё как всегда. Ничего нового под луной и солнцем. Пока же только разведка, наблюдения, информация…
Они гуляли по городу с утра до самого вечера. Выяснили, где в предыдущие сезоны стояли заезжие цирки. Увиденное брали на заметку, прикидывали свои варианты. Сидя в ресторанчиках, осторожно заводили беседы с хозяевами и посетителями о цирковых программах, побывавших здесь. Вильгельм Саламонский тут же на ходу делал краткий анализ достоинств и недостатков той или иной площадки.
Альберт с матерью частенько вступали в спор с главой семейства. Мнение каждого здесь было ценным и весомым.
Через четыре дня rekognoszierung – «рекогносцировки местности», говоря военным языком, предварительные выводы были сделаны. Можно было уезжать. Сейчас семейство Саламонских больше волновал Ренц. Одесса – будущее.
Альберт решил остаться здесь на неделю-другую, погреться на уютном морском побережье, напоминающем Ниццу, присмотреться к людям, к городу, где предстояло на какое-то время осесть. Родителям же захотелось морского путешествия.
В центр Европы они задумали добраться морем. В каюте первого класса доплыть до румынского порта Констанцы, оттуда поездом через Австро-Венгрию в Германию, в вотчину Эрнста Ренца. Посмотреть, чем он там занимается, оценить его силу, выведать планы и сверстать свои. И только после этого, через какое-то время, во всеоружии вернуться в Германию и дать решающий бой этому цирковому колоссу.
У причала под парами стоял красавец пароход с гордой надписью «Великий князь Константин».
По пирсу сновали носильщики. Везли на тележках горы чемоданов, узлов и прочей дорожной поклажи. Вся эта пронырливая братия кричала: «Посторонись!», «Дорогу!» – вклинивалась в толпу отплывающих и провожающих, виляла, объезжала, выслушивала спинами проклятия и жаркие пожелания гореть в аду.
Стоял непередаваемый гомон, в котором трудно было что-либо разобрать. По трапу не торопясь поднимались пассажиры. С верхотуры судна вниз посматривали принимающие на борт. Кто-то что-то невнятное кричал в рупор, отдавая команды. Ветер шевелил волосы, взвивал газовые шарфы дам, пытался сорвать с потных голов мужчин шляпы. Волны плескались, облизывая влажный борт парохода и глянец чёрных, обросших зеленью свай. Над мачтами в небе кружились крикливые чайки. Временами весь этот «птичий базар» перекрывал басовитый пароходный гудок, который на время оглушал возбуждённую толпу и задавал ещё больший темп жизни на причале.
«Великий князь Константин»