общности» или «социальной организации» – не найдется пространства там, где «социализированы» все сферы социальной жизни и вся деятельность индивида растворена в социальном целом. Поэтому у примитивной орды нет государства: ее организация – это единство, выполняющее те функции, которые позднее достанутся государству, но оно еще не развило в себе какого-то особого государства. Если бы мы захотели найти в ней государство, то должны бы были просто отождествить его с социальным порядком.
По тем же самым причинам государства не было бы у социалистически организованного народа. Естественно, и такое социалистическое сообщество было бы субъектом международного права, а следовательно, и государством в международно-правовом смысле. Однако в его внутренней социальной организации отсутствовала бы государственная власть, которую можно было бы отличить от прочих общественных сил: если бы социализм был реализован путем захвата экономики государством, то в ходе своей собственной экспансии государство ликвидировало бы само себя.
Таким же образом обстояло бы дело и в ассоциации, состоящей из одних сеньоров и вассалов (разумеется, такового никогда не существовало, как не существует в чистом виде «свободной экономики», но его следует представить в теоретических целях, если мы хотим подходить к определенным историческим ситуациям, вооружившись ясными понятиями): в таком сообществе был бы полностью воплощен жизненный идеал. Из него исходили бы основные идеи индивидуальной жизни, которая обнаруживала бы свой смысл в максимальном приближении к сверхперсональному и абсолютному, которое только известно социальной действительности. Конечно, имелись бы части народа, остававшиеся вне этого круга. Однако они также принадлежали бы к этому миру – как рабочие животные. Без «взносов» крепостных крестьян замок Святого Грааля был невозможен. Однако они были непричастны к нему, как античные рабы не были причастны к духу Афин. Здесь был Бог, был сеньор, был рыцарь – выражение жизненной формы эпохи, – но не было государства, разве что в том смысле, в каком можно было бы говорить о государстве пчел. Когда поток продуктивных переворотов смывает этот мир, когда рыцарь забывает о Граале и вспоминает о своих земельных владениях, этот порядок разлагается, как раздувшаяся от гнилостных газов мертвая туша, – и распадается на множество индивидов и семей с тысячами противоречащих друг другу интересов.
Лишь там, где индивидуальная жизнь содержит свой центр тяжести в самой себе, где ее смысл заключен в индивиде и его персональной сфере, где реализация личности является самоцелью, может существовать государство как реальный феномен. Лишь там оно становится необходимым и там оно возникает либо из «общей необходимости», находящей своего адвоката в будущем хозяине государства, либо таким образом, что у распадающейся всеобъемлющей общности сохраняются определенные – все равно какие – цели, поскольку вновь созданные индивидуальные автономии не могут или не хотят их достичь. Поэтому государство