Словно он самурай, опозоривший свою честь и своих родных, и собирается совершить харакири. Конечно, было бы красиво вспороть себе брюхо кинжалом кусунгобу, но где в Берлине достать оригинальное японское оружие? Да и вида крови Густав не переносил с самого детства. Потому он решил выбрать другой способ самоубийства. Любимый метод всех писателей.
Густав решил повеситься.
Он нашёл крепкую верёвку, которая была способна выдержать его вес, снял люстру и зацепил удавку за крюк. Принёс из кабинета стул, который в решающий момент сработает как спусковой крючок. Густав хотел написать предсмертную записку, но слова не шли. Видимо, муза окончательно его покинула. С другой стороны, настоящий самурай не пишет письмо перед харакири. Его жест сам по себе красноречив. Разве подобное нуждается в пояснении?
Всё было готово: петля для его шеи, стул для его ног. Можно закончить всё прямо сейчас. Вот Густав Фишер был – и вот его уже не стало. Ему было тридцать шесть. Он достаточно пожил, переступил даже через возраст Христа, а это уже немало. Но зачем спешить? Даже заключённых перед смертной казнью кормят, подают последнюю трапезу, а ведь они совершили по-настоящему ужасные вещи. К примеру, убили много людей. Густав же никого не убивал, лишь разочаровал своей бездарностью. Было ли это хуже убийства? Как если бы зритель сказал: «Ты лучше убей меня, чем разочаруй». Густав не знал, но сильно хотел есть.
Говорят, никакой травяной сок не может помочь против власти смерти[3]. Он пока не знал, насколько правдиво это утверждение, но понял, что перед самоубийством просыпается аппетит. Поэтому Фишер решил сходить в свой любимый и очень дорогой ресторан «Новая жизнь». Там он когда-то сделал предложение Лили и потратил в тот вечер целое состояние. Сейчас ему не нужно было думать о деньгах. Если ты знаешь, что завтра для тебя не наступит, то пересматриваешь приоритеты.
Словно смертник, он отправился на последний ужин.
Такси привезло Густава в «Новую жизнь». Он оставил щедрые чаевые – деньги в могилу всё равно не заберёшь.
В этом месте всегда было людно. Густаву повезло, что нашёлся свободный столик. Хотя разве можно говорить о везении, когда ты хочешь себя убить?
– Вы уже решили, что будете заказывать? – спросил молодой официант с гладко зализанными чёрными волосами.
– Я буду вот это, – указал Густав на самое дорогое блюдо в меню. – И принесите мне ваше самое лучшее вино.
Он никогда не пил, даже в честь премьер, но сейчас всё-таки решил попробовать алкоголь. Хуже уже всё равно не будет.
– Простите… Вы, случайно, не Густав Фишер? – внезапно спросил официант.
– Да, это я, – улыбнулся мужчина. Когда ты театральный режиссёр, тебя очень редко узнают. Ведь ты всегда находишься за кулисами, словно невидимка, дёргающий за ниточки.
– С ума сойти! – Тёмно-синие глаза официанта оживились, лицо просияло. – Вы настоящий гений! Я видел все ваши постановки, и это нечто невероятное! Вы словно заново