почувствовал такой прилив сил, какого прежде никогда не ощущал.
– Мне кажется, кинжал вам не нужен. Вы и так талантливы. Но что я могу знать, я всего лишь официант. – Удерживая до последнего кинжал, он всё-таки отпустил его, отдавая Джейку. – Напоследок, прежде чем уйти, разрешите в качестве платы за древний артефакт вас сфотографировать.
– Конечно-конечно, – не задумываясь согласился он.
– И кстати, мне кажется, вам не нужен этот псевдоним. У вас красивое имя, пусть оно и с нехорошей историей, но разве имя в этом виновато? Его дали вам ваши родители, и оно имеет особую силу. Только вы можете вернуть ему истинное величие. Оставаться Джейком или быть самим собой – решать вам, – сказал официант, после чего в его руках словно по волшебству оказался фотоаппарат, на который Браун даже не обратил внимания, слишком заинтересованный кинжалом. Раздался щелчок, и официант вышел из комнаты, оставив Брауна в одиночестве.
Огромный зал театра почти пустовал; заняты были только те места, на которых сидели приглашённые на пробы актёры, журналисты и те, кто имел непосредственное отношение к пьесе.
Густав сидел в первом ряду, хотя он так сильно волновался, что то и дело подскакивал как ошпаренный и снова садился, убеждаясь, что очередной претендент совершенно не подходит на роль. В то время как репортёры, которым несказанно повезло оказаться на закрытых пробах, сидели позади него и внимательно наблюдали.
Фишер в очередной раз, опустившись в кресло, оглянулся и увидел Эмилию. Белокурая девица сидела между постановщиком и журналистами. С её лица не сходила улыбка, и Ланге так органично вписывалась в этот антураж, что все сомнения на её счёт отпали, хотя при первой встрече она показалась ему заносчивой и недостойной этой роли. Густаву было сложно принять, что на главную роль он должен взять порнозвезду, которая не производила впечатления человека, способного играть на большой сцене. И только после первых проб он изменил своё мнение. А сейчас и вовсе, видя, с какой лёгкостью она общается с журналистами, понял: тот, кто выбрал её, знал, какой талант скрывается за фасадом сексапильной блондинки.
На бельэтаже[6] он заметил мужчину, который называл себя Ангелом. Тот, как и обещал, предоставил всё, в чём нуждался Фишер, но никак не влиял на пробы, оставляя право выбора самому Густаву.
Хотя уже спустя два часа он начинал впадать в уныние. Никто из выступающих не подходил на главную роль в столь амбициозном проекте.
Сыграть Смерть оказалось не так просто, как многие думали. Одни актёры не смогли побороть кашель, который вырывался каждый раз, как они зачитывали первые строчки, другие, едва открыв рот, голосом резали слух Фишеру, и он сразу же начинал махать руками, чтобы прекратить этот ужасный поток звуков. Были и те, кто зачитывал пьесу с такой неохотой, словно их заставляли. А одного из опытных актёров даже стошнило на сцене. Такого Густав ещё не видел. Главный претендент на роль и его самая большая надежда – Хартман Кляйн – так и не явился, что было совсем на него не похоже, ведь казалось,