чертыхаясь, когда под ноги попадались острые камни или ракушки. Солнце давно село, луна скрылась за чёрными тучами, и мне приходилось идти почти вслепую. Желудок недовольно бурчал, проклятые мятежники вытащили меня из каюты ещё до завтрака. А идти ночью в джунгли, чтоб пособирать какие-нибудь плоды – ещё глупее, чем идти ночью в чужое поселение без денег и оружия. В конце концов, я отошёл от воды, улёгся прямо на голую землю и попытался уснуть.
Утром я проснулся совершенно разбитым. Болели все кости и суставы, словно неведомый палач выкручивал их всю ночь. Сон на жёсткой земле после уютного гамака в своей каюте не располагал к хорошему самочувствию.
Я ополоснул лицо морской водой, и пошёл дальше, моля Бога, чтобы французское поселение оказалось не слишком уж далеко. Шум прибоя немного успокаивал, но меня всё равно переполняла злость. Я оказался отвратительным капитаном, если не смог разглядеть мятеж у себя под носом. Уильям подговорил самых влиятельных членов команды.
К обеду я вышел на мыс, где береговая линия поворачивала к северу. По моим прикидкам, идти оставалось всего несколько часов. Главное, чтоб французы не приняли меня за беглого каторжника, иначе на лбу мне выжгут буквы Б.К., закуют в кандалы и отправят на ближайшую плантацию, даже не разбираясь, кто я такой.
Впереди показался серый дым, и ветер донёс до меня запахи человеческого жилища раньше, чем я увидел само поселение. Французы основали в этой бухте небольшой городок, Лубьер, на западном побережье, поближе к морским путям из Гваделупы на Мартинику, и теперь на острове, кроме индейцев-карибов, проживали около сотни поселенцев, выращивающих хлопок, кофе и сахар.
На рейде стояло несколько рыбацких баркасов, по единственной улице фланировали немногочисленные местные дамы, а где-то на плантации слышались крики надсмотрщика. Лубьер оказался типичной колониальной глухоманью, затерянной посреди океана.
Я раньше здесь не бывал, но сходу узнал все важнейшие точки. Я заткнул пистолет за пояс, прикрыл рубахой и направился на рынок, намереваясь украсть хоть кусок хлеба. Воровское ремесло, которое привело меня из Лондона на отдалённые острова южных колоний, в очередной раз поможет не умереть от голода.
Небольшие прилавки, заполненные фруктами, рыбой и тем скудным пропитанием, что родила здешняя земля, теснились друг к другу, словно осиротевшие дети. Торговки, прикрываясь от полуденной жары, лениво болтали о немногочисленных здешних новостях.
– Bonjour, мадемуазели! – вспоминая французские слова, поприветствовал их я и развёл руками в воздухе, жестом показав, словно снимаю перед ними шляпу.
Торговки переглянулись между собой. Немудрено, ведь встретить в маленьком городке на отдалённом острове человека, который выглядит так, будто только что встал из могилы и к тому же, с трудом говорит по-французски – достаточно для любых подозрений.
– Bonjour, monsieur, – нестройным хором, наконец, отозвались женщины.
– Я бы хотел узнать, когда отсюда идёт ближайший