И захлопнула дверь.
Через два часа после того, как попугай аратинга заглянул мне в самую душу, я уже стояла на тротуаре и ловила такси. На мост Золотые Ворота я попала, когда солнце садилось. Я взглянула вниз. Если прямо сейчас перелезть через поручни, всему наступит конец.
Я попыталась представить, кого из прессы может ужаснуть эта новость. Возможно, появится краткая заметка в «Кроникл», но вот если кто-то из журналистов проявит достаточную сообразительность, тогда он свяжет это событие с трагической гибелью молодого отца и его трехлетнего сына в результате аварии на Валлехо-стрит в день, когда случилось землетрясение «Лома-Приета».
Трудно было представить хоть кого-то, кто взгрустнет по поводу моей смерти, не считая родных Ленни, которым хватило и собственного горя. Самоубийства случаются, а уж мое не разобьет ни одного сердца. Мне еще не было и тридцати, но я считала свою жизнь законченной.
До сих пор помню тот вечер, когда Ленни взял меня на стадион. Мы ехали туда на автобусе: на горизонте отсвечивала закатным светом башня Коилт Тауэр, залив был усеян лодками, воздух был кристально чист.
За спиной кто-то слушал нашу с ним любимую песню – I Will Always Love You в исполнении Долли Партон. Если б не публика вокруг, Ленни точно бы запел в полный голос.
– Наша песня, – сказал он мне тогда.
– Ну а как тебе слова про щемящие воспоминания? Или вот это: «Я знаю, что тебе нужна другая»?
– Ну, на свадьбе эти слова можно и пропустить, – ответил он. – Или заменю их на другие.
Таков был Ленни – настолько настроен на счастье, что даже пропускал мимо ушей грустные слова.
– Но смысл песни как раз в этом и состоит, – настаивала я. – Ведь речь идет о женщине, любящей мужчину так сильно, что больше не может оставаться с ним.
– Да это ж глупость какая-то, – возразил Ленни. – Где ж такое видано, чтобы влюбленные не смогли договориться? Такие вещи всегда можно урегулировать.
Да, Ленни был неисправимым оптимистом. Даже когда «Джайентсы» в восьмом иннинге проигрывали со счетом шесть-ноль, он продолжал твердить, что они обязательно отыграются. У него что в жизни, что в бейсболе имелось твердое убеждение, что все обернется к лучшему. Хотя, надо сказать, с таким «разгромным счетом», как я теперь, он не сталкивался. И хотя во мне не было такой сильной веры в лучшее, мне вдруг показалось неправильным и даже предательским по отношению к Ленни и нашему горячо любимому сыну вдруг лишить себя жизни – даже потому, что они лишились своей.
И я отошла от ограждения.
Домой я не вернулась, эта страница была перевернута. Я и сама не знала, куда иду. Просто шла и шла: вниз с моста, потом по Ломбард-стрит и далее по эспланаде в сторону района Норт Бич. Я шла мимо уличных ресторанчиков, где влюбленные пары (как и мы когда-то) сидели за столиками, разговаривая и поедая пасту. Я шла мимо книжного магазина «Огни города», анонсирующего встречу с каким-то поэтом из шестидесятых. Я шагала через Бродвей в сторону сияющих огнями стриптиз-клубов, попав в Чайнатаун, где старые