как раз ставила чайник, когда в кабинет проник Симак.
– А вот и я, – сообщил он, вытирая ноги. – Нальете старику чайку, товарищ Введенская?
– Не пожадничаю. Если что, можно и на «ты».
– Благодарствуй. – Он оглядел пустой кабинет. – Ага, бравый оперсостав разбежался по постелькам, а руководство в одиночку скрипит мозгами?
Катерина улыбнулась. Симак, не дождавшись ожидаемой реакции, горько признал:
– Скучная ты особа, товарищ лейтенант.
– Увы.
– Тогда я тебе сейчас буду ужасы на ночь рассказывать.
– Я храбрая. Да и рассветет скоро.
– Правда твоя, Катерина. Ладно, готовься и чай заваривай. Сейчас ручки ополосну и порадую. Или огорчу.
– Ожидаю с нетерпением, – заверила она, расставляя на свежей салфетке стаканы, рассыпая по ним заварку. Давненько не накрывала стола для мужчины, хоть вспомнить, как это делается. Пусть и для старого, сварливого медика.
Они принялись гонять чаи, закусывая черным хлебом – Катерина его круто посолила, Симак – посыпал сахаром. Потом, вытащив бумагу, Симак принялся рисовать. Изобразив на бумаге схематичный человеческий силуэт, спросил:
– Прожевали, проглотили?
– Ничего, я небрезглива.
– Приступим, – он принялся чертить, – картина, как и в прошлом эпизоде: перелом хрящей гортани, рожков подъязычной кости. Вот тут… это ниже щитовидного хряща, горизонтально, странгуляционная борозда. Почти замкнутое кольцо.
– Иными словами, удушение, и не руками.
– Оно. Гортань разрезана чем-то тонким, скорее всего стальной проволокой.
– Удавкой, Борис Ефимович. – Катерина, открыв сейф, вынула находку Анчара. – Вот она. Собака обнаружила.
Медик обрадовался:
– Да ну? Недаром фашист свою кашу ест. Дайте-ка полюбопытствовать… а что, скорее всего, и она. Даже со стопроцентной уверенностью. Это струна? Кто-то из иностранных мерзавцев такие штуки предпочитал, так?
«Вот хитрец. Делает вид, что забыл». Катерина вслух доложила:
– Вы правы, Борис Ефимович, похоже на гарроту, оружие сицилийской мафии, неоднократно описываемое в приключенческой литературе. В классическом варианте изготавливалась из фортепианной струны, с двумя деревянными ручками на концах.
– Начитанная баба – опасно, но по-своему неплохо, – непонятно кому, в сторону заметил Борис Ефимович. – Между прочим, те, что на «Скорой» подобрали пацаненка и труп, упоминали, что он что-то бормотал про музыку и скрипку.
– В самом деле?
– Я сам пробовал с ним поговорить, и он, даже мутный с успокоительного, весьма настойчиво спрашивал, не нашли ли мы скрипку. Мол, Любушка ее очень бережет, расстроится.
– Бедный мальчик.
– О женщины. Думаете, не его рук дело?
– Думаю, нет. А вы?
– Мало ли что я думаю. Вы разбирайтесь. Только не затягивайте, – предостерег медик, – а то в Кащенко определят и на каждый допрос писанины будет в два раза больше.
Тут он умолк, вращая в руках перочинный нож. Катерина,