неразумным, что колдовства не существует?..
– Да не только в бабах было дело, дед Евген. Там и мужики… как увидели ее, так прям слюни и пустили. Только Маша гордая была: вышла за Ивана, значит, так тому и быть: «и буду век ему верна», – вступилась за нее Ксения. – Неприступная и недоступная. Да еще за самим Капустиным замужем, а тот ее в обиду не давал. Отвергнутые мужики все эти сказки сочиняли. А что до Павленко – так им и надо, пусть земля им будет пухом, – ни для кого не было секретом, что Ксения недолюбливала свекров.
– Бабы да вместе с мужиками – один черт, – махнул рукой дед Евген
– Но как это можно: донимать замужнюю женщину? – не поняла Женя. – И много таких было?
– Да, считай, вся вёска на нее ополчилась. Одна половина слюни пускала, другая фиги в карманах крутила, да только права Ксения: Иван стеной стоял за свою жену, и вёску в узде держал, – хмыкнул старик.
– Отец мой, – сумрачно вставил слово Руслан. – Как увидел Марию, так, говорят, на мою мать вообще с тех пор не смотрит. Она тебя поэтому терпеть не может, ты ж копия Марии.
– Константин Прокофьевич?.. – Женя в ужасе прижала руки ко рту. – Руслан, прости, я же не знала.
– Зато вся вёска знала, – парень рывком поднялся на ноги и отошел от костра в темноту. Женя бросилась за ним.
***
Иван любил жену до беспамятства: разрешал спать до полудня, по дому старался все делать сам, в поле ее не выпускал – берег холеные ручки. Вот только от этой заботы поползли по вёске слухи: мол, держит его девка в ежовых рукавицах, приворожила мужика, слепила из него каблука себе на потеху. Марию устраивало такое положение дел: она любила понежиться в мягкой перине до обеда, отведать оставленный мужем завтрак, а после выйти во двор и наблюдать за соседками, которые к полудню успевали переделать всю домашнюю работу. Порой, когда ей совсем становилось скучно, Мария принималась за хозяйство: так, по мелочи – прибрать дом или насыпать зерно курам.
А однажды она увязалась за мужем в поле, на покос. Знали местные, как относится Иван к Марии, знали, что она «белоручка». Знал об этом и Дима Петровский, но девятнадцатилетний парень был уже обижен отказом, взыграла горячая кровь, бросил он в сторону Марии сальную шуточку, мол, потеть такие груди должны не в поле, а на белых простынях. Ивана в вёске уважали и побаивались: в строгой иерархии Капустины шли в ноздрю с Дудковыми. Мало кто осмелился бы вот так при нем обидеть Марию. А она знала, как повлиять на мужа: прикусила нижнюю губу, глаза ее увлажнились.
Иван не терпел обид, он молча повалил языкастого парня на землю и стал избивать здоровенными кулачищами. Лицо Димы опухало и заливалось кровью на глазах, он и пытался было прикрыться руками, но от кулаков Ивана особо не прикроешься. Мужики окружили их, но не вмешивались в воспитательный процесс, потому как боялись Ивана сами. Петровский уже перестал сопротивляться, и неизвестно, чем бы закончилась драка, если бы на шум не прибежал Константин. Не без труда оттащив Ивана, он велел мужикам отнести Диму к Повитухе,