к нему после института устроился водителем. Мне сколько тогда было? Лет, наверное, двадцать пять. Работы не было совсем по специальности.
– А что ты оканчивал?
– Да что и мать с отцом: филологи мы. Под горой кладбище, как я помню? – спросил Егор Дмитриевич, указав взглядом на зелёный холм.
– Да, быстро дойдём. Ну-ну, продолжай.
– Ну устроился водителем, – вздохнув, будто через силу стал говорить Гомозин, постепенно горячась по мере рассказа. – Ему тогда уже за сорок было. Ваш ровесник он, наверное, – может, чуть младше. Своя фирма у него была. В Подмосковье дома строили, коттеджи. Вот я его поначалу возил по объектам. Он сам за руль не садился – любил выпить. Вечером, после объектов, обязательно в ресторан. А мужик он, вообще говоря, простой, без короны. Брал меня с собой – в машине не оставлял – ну, кормил и по счёту платил. И хотел он, чтобы и водитель был такой же, как он сам, простой. Другие, до меня, выслуживались как-то, боялись слово лишнее сказать, а меня – мать, наверное, рассказывала – не остановить: болтаю без умолку. Ну, в общем-то, хорошо мы с ним сошлись. В деле он, конечно, профессионал. Все на объектах и в офисе у него по струнке ходили, а со мной он, как с другом.
И был он, вообще-то, православный. Верующий очень. Я так на него сейчас смотрю: сплошные барские замашки. Толстый мужик, отъевшийся, богато одетый, надменный с подчинёнными, так ещё и религиозный. Он, видите, к богатству привыкнуть не успел – так у него всё быстро завязалось. Материально разбогател, а морально был бедным. Вот, видно, и тянулся к Богу. И, в общем, стал я его возить по разным святым местам. На всякие источники, по храмам, монастырям. Дома появлялся всё реже. Лена моя уже тяготиться этим стала. А мне, знаете, нравилось, интересно с ним было. Надо было больше дома бывать, понимаю… Я ему до сих пор благодарен за то, сколько он мне всего дал. И вот мы с ним году на третьем поехали во Псков. Он, когда мы далеко выезжали, всегда снимал лучшие гостиницы. Себе и мне люксы. А в Пскове много есть что посмотреть. И мы там остановились на три или четыре дня. Днём гуляем, смотрим храмы, а вечером пьём. Забыл сказать: он мне уже со второго, наверное, года стал за ужинами наливать – доверял мне. Считал, что хорошо вожу. Ну, наверное, прав был. И вот поначалу наливал он мне немного – одну-две за ужином максимум, – а потом уж мы с ним могли полулитровый графин осушить, и я потом его домой вёз, а сам к себе – на метро или такси. Бывало, остановят – а он всё решал. Сам бы я никак. Иной раз семью его возил. Дочку с женой. Ужасные были хабалки. Дочь он свою мне даже хотел в жёны, но я – в штыки. Когда он с Леной познакомился, то понял почему. Жалко, вы её не застали… – Гомозин, задумавшись, ненадолго замолчал и продолжил, тяжело дыша: – Ну вот, приехали мы с ним во Псков. И общение наше уже походило на коллективный запой. Не помню, чтоб мы трезвели: всё время под синенькой. А я же при этом за рулём. Такое время было, что за три года такого вождения меня даже не оштрафовали. Хорошо, хоть не убил никого. А Андрея под конец уже совсем понесло. Он, конечно, больше меня пил. Зашли мы с ним, пьяные, в храм. У него одышка: разжирел он тогда сильно. Он немного помолился и сел на лавку, меня – к себе. Стал что-то рассказывать. Да так громко. Ещё и ноги широко