сокровенное малознакомому мужчине. Он много лет ни с кем не делился своими переживаниями, а теперь всё за десять минут выболтал, и Николай Иванович показался ему невероятно близким, чуть ли не родным человеком.
– Я тебя, наверное, расстрою, но оно никогда не уйдёт. Притупится разве что, но останется навсегда. Даже когда найдёшь себе новую невесту, будешь мучиться и вспоминать её, – ответил Николай Иванович.
– Оно мне и не нужно, чтобы уходило, – заулыбался Гомозин.
– Я вот в театре занимаюсь, чтобы в себе как-то разбираться, – поглядев в сосредоточенное лицо собеседника, сказал Николай Иванович. – Видишь как: восьмой десяток – а всё ходунки нужны.
– На спектакли ходите? – уточнил Егор Дмитриевич.
– Зачем? Играю. Самодеятельность у нас тут в Доме культуры.
– Правда? – удивился Гомозин. – И что играете?
– Да я только начал. Пока только репетируем. Пару раз в неделю схожу, и хватит.
– Ну что репетируете? – несдержанно спросил Егор Дмитриевич.
– Кнуров я из «Бесприданницы». – Гомозин сощуренными глазами смотрел на старика. – Фильм был хороший с Михалковым. «Жестокий романс».
– Всё понятно. А кто вы там? Совсем из головы вылетело. Филолог, тоже мне!
– Кнуров, говорю же. Богатей местный, купец. Олигарх, по-новому если. Он Гузееву хотел в Париж увезти.
– Ох, не вспомню. И что же вам, платят?
– Зачем? – сморщился Николай Иванович. – Мы там творчеством занимаемся – самим бы ещё доплачивать нужно.
– Ну, главное, чтобы нравилось. Когда же посмотреть можно будет?
– Ох, ты тут на столько не задержишься, я думаю. Мы же все люди рабочие – времени нет. Ладно, я – старик, а там же все такие, как ты. В октябре месяце если выпустим, и то хорошо будет.
– А мать-то знает? – улыбнулся Гомозин.
– Конечно. Она меня и определила. Чтоб не бездельничал, как говорится.
– Ветерану труда можно. И что, помогает, говорите, себя понять?
– Ну не совсем себя, – задумался Николай Иванович. – Человека, в общем. Как-то, знаешь, даже на злодеев иначе смотреть начинаешь. Что он не просто так какой-то плохой, а вот почему-то так сложилось, как-то жизнь его натолкнула, воспитание, я не знаю. Всё же из детства, – закачал головой старик. – Ну и вообще как-то жизнь принимаешь спокойнее, смиреннее, что ли. Осознанней! – наконец подобрал он слово. – Осознанность поступков своих приходит. Режиссёр у нас, Татьяна Марковна, хорошая женщина, – тяжело дыша, пустился в рассказ старик.
– Вы не устали, Николай Иванович? Присядем, может? – тронул его за плечо Гомозин.
– Нет-нет, дошли уж почти. За оградкой посижу.
– Так-так, ну и что Татьяна Марковна ваша?
– Молодец она. Умная женщина. Не знаешь, например, как реплику прочитать, – она не станет тебя за собой просить повторить, а объяснит, что у моего героя на душе, как это говорится, что за обстоятельства. И простыми словами всё объясняет, так что всё понятно становится.