нас, а теперь эти дураки Кекерицы и Крахты уверились, что могут водить за нос правителя, только потому, что он мальчишка. Все, на что они способны, – дурацкие провокации и разбой на дорогах, каждым своим шагом они подают ему сигнал, яркий, как горящий фонарь, что пора завернуть гайки еще сильнее. И, поверьте мне, он не идиот, он этот сигнал понимает.
Петер Мельхиор, похоже, был не согласен с этим утверждением:
– Все же его можно склонить на нашу сторону.
– Увы, это не так. В свое время Путтлицы, Квицовы, Бредовы сделали все, что могли, и не их вина, что у нас не было еще одной битвы при Креммер Дамме. Наши ряды распались, мы не сумели сохранить единства. Посмотрите, что происходит в Швабии, во Франконии, на Рейне, – они оказались умнее, они заключали союзы, формировали рыцарские ордена, там сегодня правят бал воины, помещики, рыцари, землевладельцы, о которых князья, пытаясь ограничить их свободы, обламывают себе зубы!
– У нас нет гор и скал, наши замки стоят на песках и болотах.
– Именно поэтому мы должны были… Ах, что сделано, того не воротишь! Впрочем, нас не смог до конца покорить ни тот первый, гордый Фридрих [51], ни другой, с железными зубами [52], и даже Альбрехт [53], который пришел к нам лишь как наместник, тоже вынужден был показать свою ахиллесову пяту. Все они считали нас чужой страной, которую следует покорить, а ее жителей притеснять. И, поскольку они не считали эту землю родной, в конце концов они возвращались в свои франконские горы, а наши отцы, отстояв очередной раз свободу, могли вздохнуть с облегчением. И только этот бледный Иоганн, которого образованные люди прозвали Цицероном, скрутил нас в бараний рог. Этот правитель не остался франконцем, а сумел стать местным, стать нашим правителем, он узнал наши слабости, и это сделало его сильным.
– Я помню пятнадцать замков, которые он разорил, когда был курфюрстом. То было плохое время, господин фон Линденберг.
– А при его сыне будет еще хуже. Вы думаете, что он мальчик. Но я говорю вам, что через год он станет мужчиной. Вы думаете, он поглощен своими книгами, но его мысли устремлены далеко вперед. Если мы не будем стоять друг за друга, если не проявим благоразумия и не станем мудры, как змии, нам конец. У его предков были на службе рыцари и семьи из Франконии и Священной Римской империи – наши отцы породнились с ними, и эти браки позволили нам выжить, стать с ними людьми одной крови. Но юного курфюрста не интересуют люди из плоти и крови, его разум во власти духов и призраков – кто изгонит их из страны?! – во власти идей. Он мечтает овладеть всей тысячелетней латинской мудростью ученых прежних времен, священников, отцов церкви, мудростью университетов и править, используя ее! Нет ничего в других странах, чего бы он не хотел присвоить и опробовать. Он считает, что надо составить своды законов на немецком и латинском языках, создать коллегии для управления, налогообложения и надзора, желает усовершенствовать наши обычаи, превратить всю нашу землю в силок из тонких проволочных нитей, чтобы ни одна птица