дело. Раздражает собственная слабость. Он переносит на мещан, стражников и мелких чиновников свой гнев, хотя лучше бы переносил его на змей из коллегии. Вот кто истинное зло!
Площадь перед Хенвальдом пустовала. Альгерду открыли двери, и он оказался вновь в высоких сводчатых залах. Слуга Фелана ожидал его. Шаги гулко отдавались эхом в коридорах университета, вскоре они достигли дверей аудиториума.
– Ваша мудрость, – обратился к нему мерным холодным, почти искусственным голосом слуга, которого коллегия отрядила Фелану из Диварда, – его мудрость Фелан просил передать вам, что он будет очень рад, если вы посетите его лекцию, коль придёте ко времени. Как видно, вы пришли ко времени.
Альгерду стало не по себе от этого слуги. Он не помнил его имени, но знал, что перед ним бывший волюнтарий. Утишённый.
Бедняге ввинтили в череп небольшую пластинку из про́клятого металла, авилмерилла. Альгерда пробрал холод при мысли о том, что глушащий проявления волюнтарийской силы металл, мерзкий вытягивающий жилы чародея металл, находится прямо в голове несчастного. Утишённые не могли взывать к Воле, чувства и мысли их притуплялись и жили они недолго. Они были живым примером для волюнтариев, идущих против коллегии и Империи. Своими бездвижными лицами, похожими на посмертные маски, своими холодными бесчувственными речами и потухшими взглядами, они напоминали Альгерду закоренелых преступников, которые всю жизнь проводят на каторге. Клеймо, выжженое на лбах, лицах и шеях таких безнадёжных служило знаком для опознания, знаком, устрашающим других потенциальных преступников. Авилмерилловая пластинка в черепе, пустой взгляд и размеренная речь бывшего чародея, теряющего последние проявления духа, должны были играть ту же роль.
Альгерд старался не смотреть на утишённого.
Утишённый слуга открыл массивную дверь, Альгерд вошёл, понимая, что выбора у него нет.
«Не стоять же в полупустых коридорах в самом деле…»
За пюпитрами аудиториума сидели студенты в тёмных мантиях. Пепельновосый мужчина с короткой бородой выступал с кафедры. Фелана, пожалуй, можно было принять за альва, если бы не морщины под глазами и суровое, даже грубое лицо. Нет, это было лицо человека. Одет Фелан был как всегда роскошно: пурпурный вамс, золотая цепь на шее, пурпурная оттороченная мехом куртка и плащ. Жезл-медиатор, больше похожий на булаву маршалла, свисал на поясе.
Фелан улыбнулся, когда увидел Альгерда, но лекцию не прервал. Альгерд сел на свободное место за одним из пюпитров.
– … поэтому вы правильно заметили, Рогарий, что здесь смыкаются как бы две природы. Но я бы всё же отметил, что Воля сама по себе есть интеллигибильная природа, в то время как её воплощение в виде конкретных чар, заклятий, оберегов, обрядов есть чувственное воплощение того, что интеллигибельно. Поэтому многие удивляются, дескать, чародеи владеют чем-то духовным, каким-то знанием, а сами ходят и кривляются, машут посохами и жезлами, клинками и копьями. Но это вовсе не кривляния, говорю вам я. Заклинателю нужен посредник между чистой Волей и нашим миром.