перед чем! – расхохотался Фелан, вешая жезл на пояс.
Школяры в аудиториуме поуспокоились. Снова заскрипели скамьи. Кто-то нервно рассмеялся. Альгерд улыбался. Он как никогда понимал, почему из всех серьёзных фигур имперской коллегии волюнтариев один только Фелан из Диварда не вызывает у него отвращения.
Заметив улыбку на его лице, Фелан подмигнул и продолжил:
– Есть ли ещё какие-то вопросы в завершение сегодняшней лекции? Вставайте, кто желает задать вопрос.
– Ваша мудрость, а рунические знаки и произнесённые вслух слова заклинания – это тоже медиаторы?
– Хороший вопрос, юноша. Руны и вербальные заклинания суть малые медиаторы. Они помогают чародею сосредоточиться, и в самом деле забирают на себя часть волюнтарийских энергий. Такими же малыми медиаторами мы считаем и образы, что вызываем в своей душе, когда творим чары. Но, как вы понимаете, руны, слова или образы, хоть и более чувственны, чем Воля, всё же они больше принадлежат духовному миру, чем вещественному. И в отличие от посоха или дубины, они не треснут вместо вас, если вы заклинатель. Поэтому малые медиаторы всё же больше нужны для помощи в сосредоточении как некая мыслительная трость, – Фелан отчеканил последние слова особенно иронично.
Альгерду стало неловко, даже болезненно слышать это.
– Поэтому в последнее время в наших кругах говорить о том, что ты взываешь к помощи малых медиаторов стало дурным тоном, – заключил Фелан из Диварда.
Он крепко обнял Альгерда прямо в зале аудиториума, когда закончил лекцию.
– Ты хотел видеть меня, – начал Альгерд.
– И всегда хочу, друг мой! И рад тебя видеть всегда. Надеюсь, это взаимно. Пойдём в мои комнаты.
– У тебя свои комнаты в Хенвальде? – удивился Альгерд.
– Скромнее чем во дворце коллегии, но всё же хорошо, что появились и тут.
Комнаты Фелана скромными не выглядели. Витражные окна, обшитые дубовыми панелями стены, книжные полки, сундуки.
– Всеблагие, да ты тут жить, что ли, собрался? – вопрошал Альгерд.
– Трудиться. Потихоньку перенесу свой лабораториум из коллегии сюда. Здесь меньше наушников и наперсников нашего благоверного Максимуса, – улыбаясь, отвечал Фелан. – Прошу, присаживайся у огня.
Чародеев нередко сравнивали с пауками, запертыми в банке. Ходили самые разные слухи и толки о безнравственности волюнтариев. Жажда власти волшебников и разврат творимый ведьмами стали притчей во языцех во всём Мид-Арде. Причём косые взгляды падали только в сторону людей, обладающих Даром к Воле. Хоть альвы, и правда, не были замечены в людских пороках, Альгерд был в корне не согласен с подобными мнениями. Он обладал мнением собственным. Альгерд считал, что суть дела заключается вовсе не в Даре к Воле, а в том, что люди остаются людьми. Чародеям и ведьмам, волюнтариям коллегии или отступникам оставались присущи все те страсти, что одолевают сердце барона, крестьянина, рыцаря-мракоборца, университетского наставника