свежее».
Николай не очень долго наслаждался городской тишиной и ночной свежестью: около двух часов ночи из подъезда вышла небольшая компания, которая шумно распрощалась, и от неё отделилось столь милое сердцу Николая существо. Оксаночка еле держалась на ногах, но, вероятно, была очень уверена в своей способности “самостоятельно дойти”. Она не заметила низенького заборчика, коим обычно огораживают клумбы, и определенно рухнула бы в грязь, если бы Николай не поддержал её.
– А-а!.. Это ты! – проговорила Оксанка, икая и с трудом перелезая через заборчик.
– Ну разве можно так напиваться?
– А я что хочу, то и делаю! – заявила она тоном не терпящем возражений.
– Это по всему заметно. Может мне жениться на тебе, – тогда я хотя бы буду иметь авторитетный голос мужа и займусь твоим перевоспитанием.
– А я за тебя не выйду!
– Неужели я так тебе отвратителен?
– Нет, ты хороший мальчик, только очень глупенький.
– И чем же я глупенький?
– Забиваешь голову разной ерундой. Если очень хочешь меня, я ничего против не имею, – можешь взять хоть сейчас, – но не донимай каждый день своей влюбленной физиономией. Ясно?
«Уж куда ясней, – подумал Николай. – Может, я действительно требую чего-то невозможного, может и впрямь следует ограничиться работой и здоровым сексом? Впрочем, какой это “здоровый секс” – она сейчас пьяная так расхрабрилась, а ведь протрезвеет и опять начнет говорить о сердце». Николай довел Оксанку до дома, а сам отправился в институт. Начинался новый день.
Глава V
…полусонным
Был мой герой. Он мог бы так устать,
Когда бы дрался с целым батальоном!
Он жмурился, старался не дремать;
Графиня тоже с видом истомленным
Сидела тихо и бледна была,
Как будто до рассвета не спала. XV. 14.
В огромном здании института не было ни души. Освещенный поднимающимся розовым солнцем, он напоминал восхитительный дворец с длинными, загадочными коридорами и открытыми классными комнатами. Николай бродил один по этим лабиринтам, и ему казалось, что наконец-то он нашел то истинное счастье, которое не смог отыскать в любви. «Полностью, без остатка посвятить себя науке, великой и суровой природе, на которую всегда можно положиться. Любовь оказалась всего лишь иллюзией; а в наш технократический, разумный век верить в неё стало еще более глупо. Ларошфуко был прав, когда говорил о любви как о приведении: «все о ней говорят, но мало кто её видел». Да и видел ли кто-нибудь? Не было ли это простой галлюцинацией?»
Постепенно здание института стало оживляться: с начало прошли гремящие ведрами уборщицы, затем озабоченные профессора, и под конец – толпы веселых студентов. Теперь это напоминало Вавилон. Николай увидел своего друга.
– Что-то ты сегодня какой-то помятый, –вместо приветствия произнес Алексей. – Опять звезды считал?
– Угу.
– Бедный Колечка. Я тебе обещаю, что если поймаю сорванца Эрота, то обязательно принесу его тебе, чтобы ты его хорошенько отшлепал.
– Спасибо, ты настоящий друг.
Николай