сестра ответила неискренне. Хотя в голосе – не столько лжи, как страха.
– Собаки такие! Уже у родной бабушки воруют! А ну идите сюда!
Обыск. Карманы. Под нижнее белье…
– Где спрятали? Или вы думаете, баба старая и мозгов уже нет! Я знаю до копейки, сколько утром в кошельке было!
Но в карманах у Любы ничего не было, и в учебниках-тетрадках тоже… Да и у меня чисто… Деньги (какая-то одна денежка, как помню) нашлись под матрацом сестры. Ищейка не ошиблась. Каждой клеточкой своего детско-взрослого я ощущала, как всё это мерзко и неправильно, чувствовала стыд Любы – и будто свой собственный. И вновь в голове вертелось избитое «неужели цель оправдывает средства?» и «с волками жить…».
Выыть!…
Сестра плакала, защищалась, когда баба поволокла ее в зал.
– Ах ты, русская морда! Воровка! Отцовские гены! Скотина такая!
Она замахнулась стулом о 4 ножках и…
Теперь уже не узнать, опустила бы она тот стул на голову своей внучки, скрестившей у лица ладони и зажавшейся внутрь себя. Бей!
Одна из ножек стула застряла в низком потолке – и посыпалась штукатурка. Заминка.
И снова – три секунды…
Раз – выхватываю стул.
Два – отбрасываю в сторону бабушку.
Три – она падает прямо на выкрашенную серебрянкой батарею газового отопления.
…И ее звериный крик!
Бабушка сломала руку.
Нет, я сломала бабушке руку………
Потолок. Батарея. Боль.
– Убийцы! Убивают!!! Родную бабушку уже убивают!
…Дальше мы бегали в поисках, из чего бы смастерить шину для руки, чтобы обездвижить ее и тем самым уменьшить боль. Скорая. Увезли наложить гипс.
– И как это Вас, бабуля, угораздило, – увещевали врачи. – Возраст уже, надо аккуратнее. – Да упала, так получилось… – ответила бабушка…
Мы ушли через несколько дней.
Просто позвонили в дверь ближайшего к нам детдома, нас провели в кабинет директора, где выслушали и объяснили, что без суда и лишения бабушки опекунских прав – ну никак. Тем не менее, видя наше отчаяние, директор детдома связалась со школой, всё уладила. И нам разрешили остаться пожить немного в этом «сиротском» учреждении – чтобы не тешить себя иллюзиями, а увидеть всё, как есть и будет, если мы не передумаем.
Затем – суд… Мне сказали, я написала очень взрослое и умное заявление. Его зачитывали на суде. Бабушка слушала, вздохами возмущения врываясь в зачитывание заявления, потом уже почти кричала:
– Да кому вы верите? Вы разве не понимаете, что 15-летнее дитё не может так написать! Это их кто-то настроил против меня, написал за них! Откуда ей такие слова знать! Они же безмозглые! В мать свою! А мою заботу не оценили! Опозорили на всю улицу! Теперь соседи смеются: внуки от тебя сбежали! А разве не понятно? Чего ж они в 10 лет не сбегали?! А, выросли, письки зачесались – вот и побежали в детдом, чтоб свобода! Чтоб бабушка не контролировала! Бл…! Разве вы не понимаете!