приветствовали друг друга, Орис надевал сапоги.
Глава 2
Аббатом монастыря Святого Ястина был Касий Капет, и приходился он родственником тому самому герцогу Капету, погибшему на болотах, вот только вся земля его давно принадлежала герцогу Решаньскому Тарху Руффу, и хотя последние десять лет церковь не раз намекала герцогу, мол, милсдарь, не посодействуете ли Создателю, не вернёте ли землю его законному владельцу, аббату Капету, но герцог не уступал. Хотя где Решань, а где та Бургань, с высоты-то и не видно, лупу придётся просить, а потому аббат жил здесь в своё удовольствие, со всеми правами со-герена, и никто его не трогал. Главное налоги в казну герцога платить вовремя, да за чужаками присматривать. Ниварцы хоть и соседи, но слишком уже нескромно гремят золотом, а такого местные не любят, морщатся как от плохого пива. Заветы Ястина всё еще в ходу, тот человек достойный, кто в сердце сохранил скромность и смирение. Потому весь избыток своего кошеля этот человек по воскресеньям должен в церковь нести, да вместе с грехами там и оставлять.
Аббат Капет смирением не отличался, был он громок, как колокол, и часто горяч до красноты. В костях его тлело праведное негодование и вспыхивало оно по любому поводу. Хлеб ему был недостаточно ароматен, хоть сразу из печи принеси. Сундук сделали, так кривой же – куда слепые мастера глядели, а ну переделать! Сапоги ноги натёрли, эх, ты, сапожник называется, плетей бы тебе дать, да Создатель не велел на бездаря гневаться. И горе-то в том, что не знали лекари снадобья вылечить этакую хворь, а потому в часы просветления аббат неистово молился. Чаще всего молился он на рассвете, на балконе собственного дома, что с видом на Черное Озеро, и был он в этот час нагой как новорожденный. Об этой его причуде знал весь город, но смеяться никто не смел, только так, изредка, кто бросит в сердцах: «Луч тебе в задницу, святоша», да пойдёт по своим делам. Но тот злополучный день запомнили все, потому как бегал аббат Капет голый по набережной и кричал во всю мощь лёгких:
– А ну вернуть, как было! Кому сказано! Где вода, я вам говорю? А ну ко мне бездаря смотрителя! – и кричал так достопочтенный аббат, пока не охрип и не упал без сил на канаты причала. Через час уже весь город толпился на пристани и в ужасе гудел. Вместо Черного Озера зиял провал, да такой, что никакому герцогу и не снился, а над провалом туман стоял.
–Кипящий котёл вместо озера! Прямо как в сердце Создателя, – сказал брат Радон, скромный служитель Собора Святого Ястина и личный писарь аббата Капета. Прервав свой рассказ, брат глотнул пива, поставил кружку на стол и утёр бороду. Та смешно топорщилась, и монах часто поглаживал её пальцами левой руки, правая же рука плетью лежала на столе. Орис с интересом поглядывал на неё, но рука ни разу не двинулась с места.
Рассказывал Радон долго и основательно, с отступлениями, и уже не в первый раз. Сидели все вместе за большим столом – монах, мельник, кузнец, корабельщик, Кастор и Орис, остальные топтались – кто у стен, кто у дверей в трактир. Орис слушал, кивал, жевал и только успевал вставлять: «Давай-ка, рассказывай, брат, дальше,