В ужасе Ава смотрела, как женщина едва успела уклониться и свалилась под гигантские копыта коней. Словно в замедленном движении, Малайка нырнул следом за матерью и ребёнком, обхватил их, поднялся в воздух и отнёс в безопасное место.
Толпа отступила перед конями и рыцарскими мечами. Порыв испарился, они отделились друг от друга и бродили, как растерянное стадо овец.
Сверху раздался призывный возглас Малайки:
– Кротконравными будьте, жители Мортлейка! Вас смолотит под копытами и мечами. Замрите!
Малайка опустился на землю и осторожно поставил женщину рядом с мужем.
– Позаботствуй о ней.
Он обернулся и оглядел толпу.
– Вы не боеготовы. – Теперь голос Малайки был ровным и спокойным. – Упрочитесь, и мы стыкуемся вскоре.
Ава проследила за его взглядом. На измождённых, бледных лицах людей читалась безысходность. Изнурённые, испуганные дети цеплялись за руки и ноги взрослых. Некоторые заходились в кашле, и от этих звуков вся толпа колыхалась, как в припадке жуткой пляски.
Конечно же, Аве и прежде доводилось видеть бедность. Лондонская нищета слыла кровожадным чудовищем. Богатые и чистенькие жили всего в паре кварталов от гадких грязных закоулков, где босиком бегали уличные бродяги, где отчаяние жило в каждом доме. Смерть была здесь частым гостем, а нищета выжигала благородство и надежду из любой души, которая чувствовала её смердящее дыхание. Приходилось усмирять сердце и из последних сил стараться, чтобы гостья с косой не наведалась в дома близких и дорогих людей.
Но прежде Ава никогда не видела беженцев. Никогда не видела сотен угнетённых людей, вынужденных покинуть свои дома, чтобы идти куда глаза глядят. Ава посмотрела на мать, которая прижимала к себе девочку чуть младше самой Авы, и её сердце сжалось от жалости. Они невидящими глазами смотрели в пустоту, пока девочка не кашлянула, и мать, повинуясь вековому инстинкту, не прижала лицо дочери к себе. Этот жест материнской любви вызвал неожиданный спазм в груди Авы. Неужели это зависть? Чему тут завидовать? Эти люди познали невзгоды, которые даже невозможно себе вообразить. У них не было ничего, они страдали от нищеты и болезней, но… мать и дочь были друг у друга. Это была близость, возникшая за годы совместной жизни. У неё самой никогда такого не будет. Теперь она даже не знала, кто её мать.
Ава резко обернулась. Это был не её мир. Не её народ. Она ничем не могла помочь им, так же как не могла спасти всех оборванцев, шныряющих под ногами по Девил-акр в Лондоне.
– Малайка, ты можешь вернуть меня домой?
Внезапно она поняла, что больше всего на свете ей хочется снова оказаться на Бишопс-гейт.
Малайка посмотрел на Аву сверху вниз:
– Таково твоё сердцевеление сейчас?
Аве потребовалось несколько мгновений, чтобы понять его слова.
– Да. Именно так.
– Твой отец благодушен и треволнеет над тобой. Он благодобр к тебе, но он не благомудр, как Виолетта. Внемледарствуй ей, и пусть твоё мудродрево крепчает. Тебе потребуются его плоды,