ему руки в бинтах.
– О, руки порезала?
– Порезала, порезала, – соврала я, не хотела все подробности объяснять.
– Выздоравливай давай, скоро заключительный концерт к окончанию учебного года.
С очередным привившимся вышла Надежда Федоровна:
– Да тише вы, стойте смирно, не шумите, уроки ведь идут.
Увидела меня.
– Тань, подожди немного, прививки доделаю, зайдешь.
– Хорошо, я на улице подожду.
Во дворе две беседки для дошкольников с песочницами, скамейками. Из одной беседки слышался шум и птичий крик. Птица не щебетала, а кричала страшным голосом. Я подбежала – что там делается? А это рыжий кот загнал в угол воробья и кидается на него. Бедный воробей крылья растопырил, прыгает, пытается улететь, но скамья мешает. Кот наглый, бьет ему по крыльям лапой, а тот кричит на него. Я схватила сухую ветку и давай кота колотить, а он шипит на меня, отбивается от ветки. Пока мы с котом воевали, воробей улетел. Ну и прекрасно, хоть живой остался, а то бы кот его слопал.
Я вернулась в медкабинет, ребята разошлись по классам. Надежда Федоровна что-то писала в своем журнале.
– Ой, Тань, что это ты так разлохматилась и бинты растрепались? Воевала, что ли?
– Воевала с рыжим котом, воробья от него спасала.
– Ну и как, спасла?
– Спасла, улетел воробей, а кот без обеда остался.
– Да не больно и худой тот кот, его тут все подкармливают. Давай, заплету тебя, и бинты поменяем. Почему ты сегодня поздно, я тебя с утра ждала? Проспала?
– Нет, не проспала, я дома сидела, тетю Люду караулила, чтобы ее задержать, если бы она к нам вдруг зашла. Меня Иван попросил об этом, сосед наш. Тетя Люда все Леньку ищет. Она память совсем потеряла, и не понимает, что Леньки нет больше, а Ивана не признает совсем.
– Да, дела серьезные, – Надежда Федоровна нахмурилась. – Ивану одному не справиться в такой ситуации.
– А как же быть-то, можно память вернуть?
– Боюсь, что нет. Тетю Люду одну оставлять нельзя, с ней может случиться все, что угодно. Она сейчас как маленький ребенок, ей требуется присмотр. Тань, скажи Ивану, пусть ко мне зайдет.
– Боюсь, Иван мне не простит, что я проболталась.
– Не бойся, Тань, все настолько серьезно, тут уж не до обид.
– А мне его так жалко, он измучился совсем. Ему даже поспать некогда, по ночам работает, а днем с тетей Людой нянчится. И кормит ее из ложечки, а она ничего не ест, все выплевывает. Ночью ее бабка Матрена караулит, а тетя Люда и от нее сбежала, пока та задремала – старая она совсем.
– Ладно, Тань, иди, не забудь про мою просьбу.
– Хорошо, прям сейчас скажу.
Иван убирался во дворе, сгребал граблями прошлогодние сухие листья, обломанные ветки в большую кучу.
– Вань, а где тетя Люда?
– Спит, уложил кое-как. Покормить так и не смог, даже манную кашу не съела, совсем разучилась. Только чаем попоил из ложечки. Беда! Не знаю, как дальше жить.
– Вань, Надежда Федоровна,