уроке захотелось Сережке в туалет, да так сильно, что он даже зажмуривался, борясь с природой. Как же быть, рука одна, и вспомнил он, с каким трудом застегнула утром ему мама пуговицы на штанах с неразработанными еще петельками. Не дотерпел он, и набралась под партой солидная лужица.
Сначала кто-то из сидевших сзади заметил, начал показывать пальцем и хихикать, потом уже смеялся весь класс. Поняв, в чем дело, учительница вывела его из класса, приговаривая:
– Беги, Сереженька, домой. Ничего страшного, не расстраивайся так.
– Мне маму ждать, – ответил он.
– Ну, подожди внизу, в раздевалке.
За спиной раздались поспешные шажки, подбежала Надя:
– Я с ним.
– Нет, девочка, тебе надо на уроке остаться, – возразила учительница.
– Нет. Раз нас вместе посадили, мы должны друг друга поддерживать, – и, не оборачиваясь, побежала за Сережкой вниз по лестнице. В раздевалке села на соседний стул и дождалась вместе с ним Соню.
Вечером мама надрезала края петелек на школьных брючках, а чрез три дня сняли гипс, но кличка «ссыкун» прилипла навсегда.
Приноровилась Соня, чтобы не отпрашиваться с работы, сажать Сережку в автобус к дяде Коле Ропшину. Устремлялся Сережка под никелированную трубу, прилипал носом к лобовому стеклу, как вперед смотрящий на пиратской шхуне из книжек, прочитанных ему мамой. На остановке «Школа» дядя Коля никогда не трогал автобус с места, пока мальчонка не перебежит дорогу и не нырнет в кусты, чтобы вынырнуть из них уже у ступеней школы за спиной памятника Ленину.
Занимался он много, с русским было все хорошо – врожденная грамотность и легкое понимание языка, с чтением тоже проблем не было, а вот с арифметикой была ну просто беда.
Как-то весной на перемене он бродил по школьному двору. Подошли четвероклассники:
– Эй, луковица, ты чей?
Он не понял, пожал плечами.
– Где батька твой? – уточнили вопрос.
– У меня нет папы.
– А откуда же ты взялся?
– Меня маме аист принес.
– Ха, – со знанием дела ответил мелкий знаток, – его мамке аист этого шибзика, видать, клювом сделал. Спроси у мамки, понравилось ей?
В ответ дружный молодецкий хохот.
Вечером перед сном, лежа под одеялом и наблюдая, как Соня гладит белье, спросил:
– А где мой папа?
Она замерла с поднятым утюгом в руке, осторожно поставила утюг на подставку, зачем-то вытерла руки передником, вздохнула и, подойдя, села на край своей постели, где теперь Сережка спал один. Как всегда, когда она волновалась и терялась, свет вокруг окрасился холодным подрагивающим голубоватым цветом.
– Твой папка далеко на Севере. Он работает там, добывает полезные ископаемые.
– Зачем?
– Чтобы у нас здесь было светло, чтобы в школе у тебя было тепло, чтобы ты не мерз и не болел. Он думает о тебе, он заботится о тебе и поэтому должен там работать.
– А почему