карапузы, уже внуки.
Остались мы вдвоём с женой. Она достала абажуры с деньгами для детей, рабочими инструментами, цветами, её любимыми пионами, и купила новый, с огородом: тяпками, лопатами, корнеплодами.
Пришло мне время умирать, и Смерть спросила: чего хочу я напоследок.
Я снял последний абажур, а за ним – чистый свет.
Марлия
Ежик упал с сосны, когда в очередной раз протирал звезды. Упал он нарочно, а значит – не упал, а спрыгнул.
Медвежонок в ту ночь не помогал Ежику с небесной уборкой. Они вообще давно не виделись. С тех пор, как у Медвежонка появилась Медведица, Ежик перестал ходить к другу в гости, а тот к нему. Все чаще Ежик проводил время в одиночестве: то под корнями старой сосны, то на ее верхушке.
Лето подходило к концу, и на Ежика напала естественная меланхолия. Сначала, как заведено – подкралась, а затем по-настоящему напала. Ежику вдруг сделалось невыносимо одиноко и страшно грустно от того, что звезды вовсе не такие, как в книжках: далекие, таинственные, усеянные всякими интересными инопланетянами. Нет, звезды – маленькие, пыльные, и как будто игрушечные. В общем, невыносимые.
До того стало Ежику тошно от всей этой каши в голове, что он попробовал ее вытряхнуть через уши, подпрыгнув на одной лапе и изогнувшись, как обычно делают после ныряния, если вода в мозге хлюпает. Когда же вытряхнуть кашу не получилось, Ежик зажмурил глаза и спрыгнул с сосны.
Долго ничего не происходило, а потом произошло: Ежик очнулся в Марлии, в самой гуще марлеса. Стояла полная Марлуна, и потому марлезд не было видно. Ежик подумал, что, возможно, найдет здесь нового друга, и потому очень обрадовался, заслышав шуршание за марлелками.
Ежик крикнул: «Эй, привет!»
За марлелками кружком стояли пузатые марличи с узелками вместо лиц и говорили на чистом марлийском. Когда Ежик поздоровался, один из марличей обернулся и двинулся к нему. Узелок его безумно дрожал и развязывался на ходу. Марлич подошел к Ежику вплотную и, не успел Ежик вымолвить и слова, марлич что-то такое сделал, что все пропало и долго не появлялось.
А потом появилось. Ежик увидел перед собой престранную картину: марличи забрались друг на друга и сложились в подобие марлемиды. Марлич толкал Ежика в спину, а марлемида вся аж жужжала, нетерпеливо дребезжа узелками. Ежику больше не хотелось подружиться с марличами, но он не знал, куда от них деться.
И тут, как по волшебству, он заметил какую-то марлявку неподалеку. Выглядела она дружелюбно, большего Ежику и не требовалось, размышлять времени не было, надо было спасаться. Ежик поймал взгляд неведомой марлятины, дождался, пока она подползет ближе, и, толкнув спиной марлича, запрыгнул на марлятину. Стоило Ежику ее оседлать, как она тут же унеслась от жутких узелков марличей в прекрасное марлеко.
Подчинив бурные марлечные воды, преодолев нормальные безузелковые марлемиды, Ежик, верхом на марлявке, вскоре добрался до самого края Марлии. Марлятина затормозила и кивнула в сторону края. Ежик слез с нее, хотел поблагодарить за спасение, и, может, поболтать о марлездах, но марлявка мгновенно скрылась из виду, не успел Ежик сказать: «Марлибо».
Он