богословие без исключений имеет дело с живым Богом, творящим нас для того, чтобы мы жили ради Его славы. Оно помогает нам научиться распознавать проявления Божьей руки не только в церкви, но и на работе, откликаться на них не только во время медитации в березовой роще, но и в процессе смены подгузника в детской, и осознавать их важность не только при толковании древнееврейского текста, но и во время чтения газетной передовицы.
Кому-то ради простоты захочется убрать богословие и оставить только духовное. Кому-то, напротив, будет вполне комфортно и дальше заниматься богословием, забыв о духовном. Однако мы живём лишь потому, что жив Бог, и жить по-настоящему хорошо можно только в соответствии с тем, как именно Бог созидает, спасает и благословляет нас. Духовность начинается в богословии (в откровении и понимании Бога) и следует его водительству. Богословие же, в свою очередь, становится полноценным, лишь воплощаясь в телах реальных людей, которым Бог даёт жизнь для того, чтобы в Его спасении они познали подлинную жизнь с избытком (духовность).
«Троица» – это богословская формулировка той реальности, благодаря которой наши рассуждения о христианской жизни остаются связными, понятными, целенаправленными и личностно значимыми для каждого. Первые христиане довольно быстро поняли, что всё в нас и вокруг нас – поклоняемся мы или учимся, говорим или слушаем, учим или проповедуем, повинуемся или принимаем решения, работаем или играем, едим или спим – всё это происходит «на территории» Троицы, то есть в непосредственном присутствии и в поле действия Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа. Если мы не осознаем, что Божье присутствие и действие определяют нас самих и все наши дела, нам не удастся ни понять, ни как следует прожить ни одно из наших начинаний.
«Троице» пришлось претерпеть немало унижений от престарелых артритиков (вроде того «мёртвого до половины» грамматика, которого так едко разделал Роберт Браунинг)[5], пытавшихся со всех сторон тыкать и прощупывать её, словно высушенный словесный артефакт. На деле же это самое выдающееся и смелое интеллектуальное достижение человека в его попытках размышлять о Боге[6]. Троица – это концептуальная попытка увязать в одно целое то, что Бог многообразно открыл нам о Себе в Писании как об Отце, Сыне и Святом Духе: Его подчёркнутую личностность; тот факт, что Он всегда и исключительно является Богом в личных взаимоотношениях. Троица – это не попытка объяснить или определить Бога с помощью абстрактных понятий (хотя кое-что от этой попытки тут всё же есть), а свидетельство о том, что Бог являет Себя как личность и через личные взаимоотношения. В практическом плане оно избавляет Бога от умозрительных домыслов метафизиков и смело помещает Его в сообщество мужчин, женщин и детей, призванных войти в эту общую жизнь любви – подчеркнуто личную жизнь, где они ощущают и осознают себя в контексте любви, прощения, надежды и желания. В образе Троицы мы обнаруживаем, что познаём