имя на обложке.
«Разве вам не досадно, что слава достается другим?» – нередко слышала она. Но таковы были условия сделки, приносившей достойный доход и комфорт. Деньги и, что еще важнее, возможность большую часть времени работать из дома, особенно ценную при детях-подростках. В тот период Джулиет была им нужнее, чем в детстве, и ей хотелось держать их поближе к себе, когда начались трудности полового созревания. Сын и дочь всегда знали, что она там, в мансарде, сидит за ноутбуком, тогда как некоторые ее друзья, остававшиеся рабами своей работы, возвращались домой только после семи, а к этому времени и они сами, и их дети были слишком усталыми и голодными, чтобы наслаждаться обществом друг друга. Джулиет же могла оторваться от писанины, приготовить вернувшимся из школы Нату и Иззи быстрый сырный тост или рогалик с мармайтом, выслушать свежие сплетни и жалобы и отправить детей готовить домашнее задание, так что к ужину все были свободны и могли расслабиться и посмеяться.
Теперь настала ее очередь написать свою историю. Будет ли она интересна кому-то, кроме самой Джулиет, это еще вопрос, но она всю жизнь мечтала написать о том, что с ней произошло. И даже если ее труд окажется в нижнем ящике стола, это будет хорошим упражнением, позволяющим понять, на что она способна. Шанс найти свой собственный голос, а не подражать чужому. У книги уже было название – «Наивная», – потому что именно такой Джулиет тогда и была – простодушной девчонкой, плохо ориентирующейся в незнакомом городе. Зато у нее сохранилась тетрадь с набросками воспоминаний.
Джулиет дала себе тридцать дней, чтобы сидеть и писать. В Париже. Вновь окунуться в атмосферу, которая так сильно изменила ее, и дать городу второй шанс. Оставить в прошлом плохие воспоминания и создать новые. Прогуляться по набережным Сены, пока падают листья, перейти каждый мост, глядя на сверкающую воду, выпить по бокалу красного вина на каждом тротуаре, посмотреть все картины, съесть все блюда, увидеть всех людей, по которым она успела соскучиться за последние тридцать – целых тридцать! – лет.
Джулиет потянулась к сумке за ноутбуком, но ее внимание привлекла книга в мягкой обложке, лежавшая сверху, и она достала ее. По мере того как она листала страницы, воспоминания будто просачивались сквозь кончики пальцев. Она вспомнила и тот самый момент, когда книга была ей вручена, и ее особенную ценность. И Джулиет вновь охватило чувство вины за то, что возможность вернуть ее так и не представилась…
– Помню, я читал это в шестом классе…
Услышав незнакомый голос, Джулиет вздрогнула. Это сказал мужчина, сидевший напротив, и она покраснела, гадая, как долго он за ней наблюдал. Погрузившись в себя, она его даже не заметила. Моложе ее лет на пять или около того, с коротко стриженными седыми волосами и в шерстяной рубашке поло.
– Вам понравилось? – спросила она.
– Как могло не понравиться? – Его правая бровь вопрошающе взлетела. – «Большой Мольн» – это классика. Трогательная