жутко ненавидел римлян и уже придумывал, что сделаю с ними. Я страстно желал отомстить за Бозана, тысячу раз отомстить. Я поставил стражу у его тела и приказал раздеть всех мертвых римлян догола и отрубить им головы. Обезглавленные тела были свалены в кучу на краю поля, где происходил бой, – пусть воронам будет чем поживиться. Одну сотню воинов я отрядил готовить погребальный костер, приказав обыскать все окрестности в поисках всего деревянного, что только может для этого пригодиться. Через два часа была воздвигнута целая пирамида из сучьев и веток высотой в два человеческих роста. По ее бокам сложили римские щиты, а сверху навалили их туники и плащи. После чего тело Бозана подняли на эту кучу и уложили там. У его ног сложили римские знамена, которые мы захватили в бою, меч положили прямо на тело, так что головка рукояти упиралась ему в подбородок, а острие было обращено к ногам.
Когда солнце начало опускаться к западу, мы собрались перед костром, чтобы проститься с погибшим. Когда мне вручили горящий факел, все опустились на колени в знак уважения. Я поджег дрова в основании костра, пламя разгорелось, дерево затрещало и начало стрелять искрами, а огонь поднимался все выше и выше, постепенно охватывая всю пирамиду и исходя жаром. Потом вся куча превратилась в шипящий и ревущий красно-желтый огненный шар, окончательно поглотив тело Бозана, и его дух вознесся в небеса, где он воссядет по правую руку от Шамаша.
Мы бодрствовали всю ночь, пока костер не превратился в кучку золы и пепла. А утром, озябший и с красными от бессонницы глазами, я приказал насадить отрубленные головы врагов на захваченные копья, которые затем вбили в землю. Эти древки с насаженными на них злобно оскаленными головами были установлены вокруг остатков погребального костра, чтоб они отдавали честь своему победителю. После чего мы покинули равнину с оставшимися на ней мертвецами, молча ведя своих коней в поводу. Впереди шагал Бирд. Все время нашего ночного бдения он сохранял почтительное молчание. Но сейчас наконец заговорил, шагая рядом со мной во главе нашей колонны.
– Мы идем в безопасное место, господин. Никаких римлян поблизости. Что теперь? Возвращаемся в Парфию?
Я тащился дальше, совершенно безразличный к тому, куда мы направляемся. И все перебирал в уме подробности гибели Бозана и думал о том, как его смерть воспримет отец. Будет винить меня за смерть своего друга? А разве я виноват? Ответа я не находил. И, конечно, не обращал никакого внимания на проводника, чей веселый вид уже начинал меня раздражать.
– Что ты сказал?
– Я знаю безопасное место, господин. Там нет римлян.
Гафарн шагал позади меня, и я чувствовал его взгляд на своем затылке.
– Он желает знать, не следует ли нам возвращаться в Парфию, мой господин.
– Я еще не решил.
– Разве мы не все сделали, что приказал твой отец?
– А что, разве все сделали? – ответил я, тоже вопросом. – К тому же ты слуга, а не стратег.
Гафарн