по почте. Между прочим, я был несказанно обрадован получением писем от родных. Я так давно уже не имел известий из родного Петербурга. С каким-то трепетом радости и боязни распечатываешь письма, присланные из-за 10,000 верст. Благодаря Бога, все известия были хороши, только смерть друга дяди Федора Ивановича, Пор. Вас. Богословского, была печальною вестью.
Мы обещались с Невельским приехать с судна проститься с семейством Фрейганга, но, занявшись бумагами, опоздали, так что они уехали уже, когда мы вышли из шлюпки на берег. Взяв двух оседланных лошадей, мы догнали их в 3-х верстах от Аяна, где и простились с ними. Не могу не описать костюма m-me Фрейганг. Она надела брюки и пальто своего мужа, чепчик на голову и женские высокие ботинки и уселась амазонкой в этом костюме.
III
3-го сентября, утром в 5 час., я съехал еще раз на берег, чтобы взять некоторые вещи, забытые при поспешной нагрузке. Когда я отчалил от берега, «Николай» уже поднимал паруса при слабом попутном ветре. Из порта салютовали 7-ю выстрелами; на салют этот судно ответило тем же числом. Скоро догнал я «Николая» на быстрой байдарке. На обратном пути в Петровское ветер то же мало благоприятствовал нам. 6-го числа подул свежий попутный N. Мы вошли в Петровский рейд. Смеркалось; ветер свежел, мы неслись под зарифленными марселями по 10-ти узлов. Вдруг засвистел в снастях сильный шторм. Нехладнокровный Клинкофстрем засуетился. На судне начался беспорядок – результат неопытности матросов дессанта, которые не знали кого слушать, потому что капитан судна командовал по-шведски своим матросам, Невельской и Рудановский по-русски – своим. Штурмана суетились, бегали. беспорядок на судне был полный, обстоятельства были действительно нехороши, – лавировать было тесно, и потому выдти в море невозможно. Мы находились между скалистым берегом мыса Левашова и банками, лежащими к с.-в. от Петровского зимовья. Решили бросить якорь на 11 с. глубины и возложить надежду на крепость цепи. «Если цеп не выдержит, сказал мне капитан, то судно погибло, отлавироваться я не надеюсь». Скоро загремела цепь. Корабль встал. Противное течение помогало нам, не давая волнам вытягивать сильно цепь. Шум на судне прекратился. Как зритель, я присутствовал все время при работе на палубе. Картина борьбы стихий производила какое-то особенное впечатление. Чувство это я впервые испытывал. Борьба эта мне нравилась, и я был спокоен. Во время шторма, волна закатилась в каюту через вентилятор и замочила все бумаги Невельского.
В 11-м часу я лег спать. Шторм усиливался. Задремав немного, я очнулся от сильного толчка. Встав, я вышел узнать причину. В каюте мебели были опрокинуты. Толчек был действие дерганья цепи от натягивания ее волною. Ветер дул еще сильнее. Корабль бросало во все стороны. Был 12-й час. Шторм свирепствовал в полной силе. Спустившись в свою каюту, я лег в постель. беспрерывные толчки давали засыпать мне только на несколько