в синем минивэне ГУБРа, что ехал себе по проспекту, подскочил на стульчике сержант, и заорал в кабину, что он засёк прямое видео с места взрыва, что передача идёт, скорее всего, от какого-то ученика… И закрутилось-завертелось. Объявили перехват, всех хлыстов на ноги подняли.
***
Испуг накрыл Койта только сейчас. Испуг не от взрыва, а от того, что он понял, что Коста испугался сам. И это его наставление, мол, беги нахрен… Что значит – нахрен? Выражение, конечно ёмкое и понятное, но бестолковое. Куда именно бежать? Направо, налево, назад к убежищу … Койт обернулся, и внутри у него всё ещё больше похолодело. Под арку, ведущую из двора-колодца к гимназии, въезжал синий губровский минивэн.
Теперь он осознал, что никаких путей отхода на такой случай они никогда с Костой не обговаривали. Он осознал, что Марсик был прав. Что Коста по большому счёту, хоть и возился с ними, но мало о них переживал. В голове у Койта начала крутиться совершенно придурошная мысль, мол хлысты – понятно, на консервы, а вот интересно, что с таким, как он, делают губровцы.
***
Койт не знал, что губровцы давно использовали школы и больницы под свои офисы. У войны тоже были правила. Гласные и негласные. Международные или, если хотите божьи. Обе стороны конфликта не станут долбить по местам, где дети. Всё-таки века уже не те. Да и земляне в таком случае могут вмешаться, А всем хотелось самим друг с дружкой разобраться, без богов, по-своему. Силовики забирали только верхние этажи. Потому что они всегда должны были быть над кем-то, а не по подвалам сидеть. Может и глупо, но никак не иначе. А что касается взрыва в гимназии, то это, несомненно, дело рук ах, каких профи. Во-первых, и время, когда дети ещё в раздевалке и не разошлись по этажам, по классам, а губровцы уже все были на месте, и, во-вторых. сила – только в клочья третий этаж, но так, чтобы перекрытия не рухнули…
***
Койт выпрыгнул из шатла и замешкался, вдруг вспомнив, что он забыл на заднем сидении свой рюкзачок, и, во-вторых, просто не зная, куда бежать. А бежать ему надо было давным-давно, сразу после взрыва. Так же, как он бежал бы после съёмки прилёта на втором мехзаводе.
– Бедный, бедный Койт… Бедный, бедный Койт… – шептал он сам себе.
Койт и сам уже не помнил, откуда у него взялась эта привычка, но в моменты сильного душевного потрясения и физического напряжения, на грани истерики и обморока, он начинал шёпотом причитать, будто успокаивая сам себя:
– Бедный, бедный Койт… -Бедный, бедный Койт.
Койт наконец решил, что побежит направо, вдоль забора, сплошь заклеенного плакатами вождя нации. Но едва он туда ринулся, как был схвачен за плечо первым встречным учителем. А над площадкой шатлов неслось через громкоговоритель:
– Всем построится по классам!
Учителям просто уже сказали, что они должны делать с теми детьми, которые не успели убежать от школы – просто построить их по классам, упорядочить и ждать губровцов и хлыстов, и, понятное дело, дальнейших распоряжений. А дети были офицерские, услышав приказ, они взяли себя в руки и быстро начали