и неуместной романтикой.
Отбывая из лагеря через пару дней, я не смог попрощаться с Таней. Или не захотел – точно не определю. Собственно говоря, никаких обязательств перед ней я не испытывал. Даже намёка на продолжение отношений после Крыма наши мимолётные встречи не содержали. Всё происходило по ветреному и обоюдному согласию на дружеский секс.
Пожалуй, такая приятная ветреность возможна только в молодости. Сейчас, когда мне уже за сорок, я на неё не рассчитываю. Да, собственно говоря, и не стремлюсь к ней. Какие там к чёртовой матери приятности и ветрености! Детей надо кормить на что-то.
С тех пор и вплоть до вступления в брак мои сексуальные связи носили крайне редкий и нерегулярный характер. Я избегу описания прочих своих актов, они совершенно не интересны. Упомяну лишь о том, что расстояние между ними достигало порой нескольких лет.
Чего я нисколько не стесняюсь, да и сожалений об этом высказывать не собираюсь. Я никогда не стремился к сексу ради секса. Ну, почти никогда.
Я воспринимал его всегда крайне серьёзно – как мистический, вселенский акт смешения кровей, личностей и судеб. Как выход в запредельность. Как соприкосновения с рычагами реальности, от которых шестерёнки этого мира начинают вращаться иначе.
Ровно так относится к сексуальному соитию и мой Адам Протопласт. Хотя что там ровно – он относится к нему гораздо, просто несоизмеримо серьёзнее. Ибо считает, что подобный обмен энергиями с кем бы то ни было может навсегда уничтожить в нём природный дар распознавания и подчинения окружающих.
Избегу описания прочих актов ещё и потому, что текст этот может прочесть моя жена, и крепости наших семейных стен это явно не поспособствует. Я и без того разболтал слишком много, за что, вероятно, ещё поплачусь в той или иной форме.
Могу сказать обожаемой супруге лишь одно: дорогая, горячо и нежно любимая Оля! Всё это случилось до тебя, когда ещё ни один образ твоей сущности не проявился предо мной в этом мире.
Ну а после того, как я надел на палец преподнесённое тобой кольцо и поставил подпись под документом, скрепляющим наш союз, ни одна женщина этого мира не была осквернена прикосновением моих чресл. Ты – моя жизнь, моя судьба и моё откровение! Никто больше не нужен мне в этом паскудном мире.
Как бы между прочим замечу, что по иронии судьбы я учился со своей женой в одной школе. У неё был номер 10, она располагалась в нижнекамском микрорайоне, который в народе носил название Китай. Учился на класс выше, и наверняка мы с ней неоднократно сталкивались в школьных коридорах.
А вот познакомились и сошлись лишь тогда, когда нам перевалило за тридцать.
При желании из этого небольшого казуса тоже можно выжать романтическую начинку.
Это уточнение я привожу не просто так, а с глубокой целью продемонстрировать социологическую подоплёку всех событий нашей жизни, которая на самом деле детерминирована до такой степени, что рассуждать о случайностях и каких-то чудесах в ней совершенно не приходится.
Вот