на него с грустным удивлением. – Ты все еще не видишь того, что перед тобой. Мои люди, ученики великого Флаккари, да и вы, чужаки из-за гор, – он кивнул в сторону дворца, – не пытаются создать свою суть. Они рождаются с ней, и, проживая годы, лишь полнее осознают, следуют или борются с этим. Не знаю, есть ли в этом смысл, – лесовик настойчиво убеждал кого-то: то ли себя, то ли чужака рядом, – но мы те, кто мы есть. Лемуры же – пустые оболочки. Они создают свою суть. В них нет своего. Они всегда стараются быть теми, с кем живут рядом. Они перенимают их поведение, обычаи, одежду, оружие, со временем – даже внешность. Они вытесняют своих бывших соседей, замещают их собой, и со временем от народа, с которым рядом жили лемуры, не остается даже памяти. Так говорят легенды, и сегодня я убедился, что они не лгут.
Воин леса с минуту помолчал, потом кивнул на кожаные занавеси позади:
– Все это – не пустая жестокость. Это изучение. Они хотят быть такими, как мы, они хотят стать нами. Я не мудрец племени, но могу догадаться, что содержимое этого отвратительного дома, – он снова кивнул назад, – значит для лемуров намного больше, чем весь город вокруг него, чем жизни всех его обитателей.
– Знаешь, когда-то этот дом был важен и для моего народа, – проговорил Куратор, обдумывая услышанное. – Только совсем в другом качестве.
«Когда-то он много значил и для меня», – с горькой иронией подумал он. Второй раз за день подавив свои чувства, он заставил себя забыться в деле.
Но еще далеко было до заката.
Едва Первый Капитан снова вышел на улицу перед баррикадами, его нагнал один из разведчиков Льюиса.
– Командир! Вам требуется увидеть. У нас нештатная ситуация, – милит был необычно смущен, но больше ничего к сказанному не добавил.
Куратор быстрым шагом последовал за ним. Следом увязался и лесовик. Они вошли в одно из больших зданий по сторонам от «дворца». В начале узкого и извилистого коридора лежал одинокий мертвый лемур, костлявые лапы сжались на стволе ржавой винтовки. Перешагнув его, Куратор приблизился к плотному кольцу молчаливых милитов. Капитану быстро освободили путь, но, сделав лишь шаг в центр, он замер как статуя.
Группа маленьких бледных созданий смотрела на него, широко раскрыв полные испуга глаза. Сутулые, костлявые, с непропорционально большими головами, трясущимися в мелком нервном тике, они вызывали еще большее отвращение, чем взрослые. Как у крысят перед змеей, их взгляды оцепенело застыли. Видения человеческих тел, перекрученных нескончаемой болью, проносились перед глазами Куратора, пока его рука медленно ползла к кобуре. Не шевелилось ни одно существо в комнате. И все же за сантиметр до рубчатой рукояти что-то остановило неотвратимое движение руки. Он дернулся сильнее, но хватка не ослабевала. Опустив глаза, Куратор уставился на собственную левую руку, намертво сжавшую запястье правой. Ничего не чувствуя, словно это происходило не с ним, человек смотрел, как синеет пережатая кожа, как в яростном стремлении скребут по бедру пальцы, как от напряжения