не просто секта. Это настоящее тайное общество. Сколь скрытное, столь и опасное.
– Чем же оно опасно?
– Его члены – не всякие там бандиты, что торгуют у нас в квартале опиумом, и не головорезы с Ричмонда. Полагаю, что именно они занимаются кампанией Сунь Янсена, – деловито ответил Шилин, откинувшись на спинку сидения. – Численность его сторонников растёт.
– Люди узнают о нём.
– Именно. Подумай только: почти все жители нашего квартала бежали из родной страны по какой-то причине, в том числе от режима императора, – тихо заметил дядя. – Разумеется, они будут поддерживать Сунь Янсена.
Ханг нахмурился. Сжатые до боли челюсти упирались в металлическую маску. На горизонте появился ещё один враг – более грозный.
– Что-то они не пытаются расправиться с нами, как другие, – выдал убийца.
– Кто знает, всё ещё впереди, – устало ответил Шилин.
– Это тайное общество – каким догматам они следуют?
– Без понятия. Знаю только, что поклоняются они Гунгуну.
Гунгун. Божество разрушений и водной стихии, змеиная сущность которого всегда норовила уничтожить всё вокруг себя. Подстрекатель, обманщик. Колдун. Что можно было ждать от его почитателей?
Ханг покосился на утомлённого дядю. Затем глубоко вздохнул, пытаясь совладать с болью.
– Они как-то величают себя?
Вопрос племянника вырвал Шилина из дум, и он чуть заметно оживился. На его лице вновь заиграла насмешливая улыбка. Ханг отвечать тем же не стал.
– Не поверишь, но именуют они себя точно как приспешники Гунгуна.
Обессиленный Ханг, мало что смыслящий в китайском пантеоне, безразлично повёл плечом. Шилин разочарованно фыркнул.
– Ну же! – он всплеснул руками. – Сянлю!
Племянник на это лишь недоумённо мотнул головой. Имя ему ни о чём не говорило. Он нахмурился и опустил руку, разглядывая рану. Металлические наручи согрелись под натиском застывшей крови. Кожа горела, но мышцы вдруг почувствовали холод, будто от самого сердца взвыли беспощадные волны мороза. Мелкой судорогой отдавали конечности, и боль нестерпимым узлом затянула кости. Мрак застелил взор. Стало мучительно тихо. В сердечном холоде заклокотали отголоски давно утерянного. Впереди зернились лучи солнца, обволакивали бледное лицо и робкую улыбку. Глаз не было видно – пряди тихими тенями пританцовывали на скулах. Вот мышцы перестало студить: лёгкое касание ледяных пальцев. Запах морозный и вязкий. Пахло улуном, северными пиками Тайваня. Там болело меньше. Жгло слабее. Почти не слышно. Аромат навсегда утерянного покоя.
Вина.
Неугомонным дребезжанием блики у самого носа шептали нечто знакомое, но давно забытое. Будто порча, магическое заклинание или имя заклятого врага, в голове раздавалось: Сянлю. Улыбка завяла. Пряди резким порывом слетели с лица. Печальные-печальные глаза с нестерпимой тоской словно дышали, вбирали в себя каждый дюйм бледной кожи. Яшмовые глаза. До боли знакомые. Пальцы соскользнули