своей назвать, мало слов.
– Да я ради тебя на все, что угодно, готов!
– Вот как?
И снова усмехнулась так лукаво, что у князя все в душе перевернулось: все на свете, казалось, бы ей отдал, чтобы только от него не убегала, чтобы и дальше целовать позволила, чтобы из рук не выскальзывала, как ветерок, как туман, как быстро летящий к исходу месяц пролетень…
– А что дальше было? – привычно спросила Лесава, хотя прекрасно знала и продолжение, и окончание истории.
Она замотала ноги князя тряпицами и помогла мужчине перенести их на постель – нужно было ему теперь полежать часок, чтобы впиталась мазь в кожу, чтобы польза была от лечения.
– Посиди со мной, Лесавушка! – запросил князь и девушку за рукав поймал.
Ну как же ему отказать! Уселась Лесава на свою скамеечку назад, локти на колени поставила, подбородок примостила на ладонях, глаза на князя подняла – слушает.
– А дальше все было, как в сказке… Не думал я, что такое бывает счастье на свете. Каждое утро я летел на коне, чтобы увидеть любимую. Каждую ночь я засыпал с мыслью о том, что завтра увижу ее снова. Ни одной женщины в мире не было мне слаще целовать и обнимать…
Лесава привычно потупилась. Негоже было князю рассказывать ей, невинной девушке, такие вещи, только, видимо, не с кем ему было, бедному, кроме нее, пооткровенничать. Вот и вываливал князь весь свой жар исстрадавшегося сердца, всю боль и тоску на Лесаву.
– Решили мы с Чарушей по осени пожениться. Я бы сразу ее к капищу Даждьбога повел, чтобы перед богом поклясться в любви до гроба, а потом в свой терем женой ввести.
– И почему же не сделали так?
– Чаруша не захотела. Не стала старшую сестру позорить. Решила дать ей время до осени мужа найти. Только судьба по-другому распорядилась.
– И как же?
Лесава задавала привычные вопросы. И почти не вслушивалась в ответы князя Тихомира, которые тоже слышала уже не раз. Не столько ей, столько ему нужно было выговориться. Может, чуял князь скорую кончину и хотел облегчить душу перед смертью.
Бают люди, что прилетает за душой смелого воина орел с самого острова Ирия и уносит туда, где ждет ее нескончаемый строй предков. Но не сможет донести орел душу, если будут гнести ее тяжким бременем вина, грех или тоска. Или если промочат ее неутешными слезами близкие. И уронит тяжелую душу орел в гиблые болота, где загорится она ярким огоньком, и судьба проклятой души отныне – заманивать в трясину легковерных путников.
Лесава слушала голос князя, и давно знакомые образы снова привычно носились перед ее глазами. Поляна в лесу. Склоненные к земле лапы хмурых елей. Седая от росы трава блестит в свете выплывшей из-за туч луны. Ночные шорохи. И посередине полночи стоит раздавленный горем мужчина.
Только старики оставались в ночь в своих домах на Летнего Ярилу. Тогда как молодежь вся уходила в лес жечь костры, петь и танцевать. Ну и любиться, как же без этого. Сколько пар поутру приходило в капище Даждьбога, чтобы скрепить союз и зажить одной семьей