кричали о «расовом предательстве» (Rassenverrat) англичан, моментально превратившихся в злейших врагов Германии, превзошедших по коварству даже русских.
Вильгельма эта новость повергла в глубокую депрессию. Его окружение шепталось, что прежде никто и никогда не видел у кайзера такого «трагического и подавленного» выражения лица.
Удивительным образом дольше всех сохраняла официальное миролюбие непосредственная виновница мировой войны – Австро-Венгрия. Пушки уже вовсю гремели на востоке и на западе Европы, а в Вене все еще не торопились поддержать «Нибелунгову верность» германского друга. На австрийцев не действовали даже раздраженные указания из Берлина. Вильгельм еще 31 июля телеграфировал Францу-Иосифу: «Величайшее значение имеет то, чтобы Австро-Венгрия ввела в дело против России свои главные силы и не раздробила их одновременно наступлением против Сербии. Это тем более важно, что значительная часть моей армии будет связана Францией. В гигантской борьбе, в которую мы вступаем плечом к плечу, Сербия играет совершенно второстепенную роль и требует только самых необходимых оборонительных мероприятий…». 5 августа уже Мольтке напомнил Конраду: «У вас только одна цель – Россия».
Медлительность австрийского правительства объяснялась тем, что оно хотело успеть сосредоточить свои войска на русской границе до начала военных действий. Наконец, 6 августа в шесть часов вечера австрийский посол в Петербурге граф Фридрих Сапари вручил Сазонову ноту с объявлением войны59. Дальше в Вене вновь взяли сомнамбулическую паузу, после чего объявили войну и другим членам Антанты: 10-го числа – Франции и 12-го – Англии.
Вильгельму в эти дни пришлось пережить еще одно разочарование: Румыния, Греция и Италия заявили о своем нейтралитете. «Союзники отпадают, как гнилые яблоки!» – сокрушенно писал кайзер. Особенную ярость вызвало в нем поведение Италии – члена Тройственного союза. Ее премьер-министра Джованни Джиолитти Вильгельм обругал «удивительным подлецом», а короля Виктора-Эммануила – «мерзавцем».
В итоге рассчитывать можно было лишь на болгарского царя и на двух «больных людей» – Австро-Венгрию и Турцию. С такими вот союзниками Германии приходилось вступать в борьбу, которая, по словам Мольтке, должна была определить «ход истории на последующие сто лет».
Никто из зачинателей Великой войны тогда и не подозревал, что заканчивать ее будут совсем другие люди.
Часть вторая. 1914 год. Победы не приносят победы
I
Европа приняла войну, словно нечаянный праздник. Как в странах Антанты, так и в Германии правительственные воззвания о начале мобилизации и вступлении в войну были встречены криками ликования и одобрения. Улицы и площади городов заполонили восторженные толпы. Фотографии, сделанные в те дни в европейских столицах, запечатлели военных и штатских, мужчин и женщин, людей разных сословий и состояний. По большей части – это «чистая публика»: шляпы, котелки,