и сукотая.
Кошка шлепнулась на пол и, нервно подергивая хвостом, уползла под койку.
Отряхнувшись от шерсти, я достала из чемодана журнал "Космополитен" и стала рассеянно перелистывать глянцевые страницы. Этот журнал я взяла у подруги своей, Гусевой, почитать, а вот сюда захватила без спросу. Подумав, что у подруги без того найдутся в городе развлечения, тогда как мне он пригодится не только от скуки, но и для снятия стресса, как, например, сейчас.
"В качестве аперетива подай коктейль "Кир Роял", в каждый бокал налей немного ликера "Касис" и наполни его сухим шампанским… " прочитала я и вдруг представила подругу в нашей кафешке на набережной, как она надкусывает свежайший эклер… От этого видения сразу пропала охота читать. Я прилегла на койку, прикрыла глаза…
И поначалу машинально прислушивалась к словам, долетавшим до меня из приемника, вроде, татарским, но вместе с тем, и немного понятным: "автомобильлар, фотоаппаратлар, билетлар… " похоже, скороговоркой перечислялись какие-то призы, но вдруг, ни с того, ни с чего, безо всякой связи с называемыми предметами в темноте, за закрытыми веками, точно на черном экране, взвился пестрой змейкой – поясок… Тот самый то ли ситцевый, то ли сатиновый кушачок, который валялся на полу возле кровати, а я потом перекинула его через спинку… ведь такие полосы, как у нее на шее, остаются после удушения, их еще называют странным словом… странным… стран… странгуляционная полоса! И частенько упоминают в карманных детективах… Что бы там ни говорили эти бабки, Прасковья с Тосей, но вряд ли такой след получился бы от платка, как туго его ни завязывай. По их словам, получается, что она могла чуть ли не сама себя удушить?! Но если дальше в этом направлении размышлять, тогда кто-то другой мог сделать это. Задушить ее этим поясочком…
Вздрогнув, я открыла глаза – надо мной стояла Прасковья. Как неслышно она подошла.
– Все ли ладно с тобой? – спросила, как-то особенно всматриваясь.
– Да…
– Чего же тогда разлеглась? Помои вынести надо.
Когда я вышла во двор, все небо было усыпано звездами – будто толченым стеклом. Звонко, с таким же стеклянным звуком, похрустывал и снег. Ничто не намекало на приближение какого-то там циклона. Помои, как подсказала Прасковья, я выплеснула прямо посреди улицы (а в сторону и невозможно было шагнуть, не увязнув). От черной дыры, которая образовалась в снегу, понесся к небу легкий кисловатый дымок – к самым звездам…
И вспомнилось, как вчера в такое же, примерно, время, я провожала за ворота бедную Олю. "Прощай, прощай, милая", – сказала она, и какой-то особый смысл чудился сейчас в этих словах. Хоть и ковыляла она, опираясь на палочку, но все же не создалось впечатления, что на последнем была издыхании. Отсюда, с улицы, хорошо виден был ее домишко с черными окнами. Хоть бы свечку ей оставили, жмоты! – подумала я с внезапной неприязнью сразу ко всем бирючевцам.
На ужин, долгожданный ужин, Прасковья нарезала толстыми кубиками сала, хоть и крепко просоленного, но, однако, все равно заметно