дней радостный Анатолий влетел в свой дом и бросился обнимать опешившую жену.
– Еленушка, мне светит повышение! – расцеловав супругу и усадив на табурет, продолжил, – Нашего урядника переводят в уезд, а меня метят на его место! К вечеру у нас будет в гостях сам становой! Ты, пожалуйста, подсуетись с угощением и приготовь куриных битков! Всё. Я побежал…
– Вы, ваше благородие, отведайте этих солёненьких грибочков! Моя половина уж постаралась! – с почтением обратился к судебному приставу Анатолий, одной рукой пододвигая к почётному гостю глубокую чашку с грибами, а другой наполняя стаканчик с горячительным.
– Хороши! Ой, как хороши! – раскрасневшийся пристав смачно захрустел.
– А сейчас – коронный номер нашей программы! – Коренев, захлопав в ладоши, предчувствуя одобрение и восхищение со стороны начальства кулинарной изобретательности Елены, повернулся к зашторенному у печки углу, – А подай-ка нам сюда куриных биточков!
Разрумянившаяся Елена буквально выплыла из-за печки, держа в руках накрытый полотенцем поднос.
– Отведайте, ваше благородие! – сделав глубокий в пояс поклон, сдёрнула полотенце.
На подносе лежало с десяток очищенных от скорлупы, сваренных вкрутую, куриных яиц!
Побледневший Коренев резко заморгал глазами, обращёнными к жене, чтобы та немедленно смылась с глаз. Елена, возбудившись от важности момента, восприняла жест мужа как требование потанцевать с подносом.
Пристав, громко захохотав и покрутив опущенной головой из стороны в сторону, начал хлопать. Елена, слегка приседая, стала приплясывать вокруг стола, держа на вытянутых руках кулинарный «шедевр».
– Это что такое? – вцепившись в Еленин локоть прошипел разъярённый Анатолий.
– Как ты просил… Битки, – недоумевая, тихо прошептала жена.
– Ну, я пожалуй, отчалю – громко крякнул становой пристав, направляясь к выходной двери, – Спасибо за хлеб-соль… Дела, господа, дела… Провожать меня не надо.
Обескураженная Елена, втянув голову в плечи, медленно ушла за шторку.
Наполнив стакан водкой и опрокинув в один глоток, Коренев подошёл к граммофону и поставил пластинку. Через шум и потрескивание в трубу полилась каторжанская песня Сеньки Щербатого:
Прощай, моя Одесса,
Прощай, мой карантин,
Нас завтра отвозят
На остров Сахалин…
Плеснув ещё разок в стакан, Анатолий, резко выдохнув, медленно выпил.
«Погиб мальчишка, погиб навсегда – не унимался певец Ефим Гиляров – А годы проходят, Проходят лета…»
Сняв с гвоздя тугую сыромятную плеть, Коренев стремительно двинулся за печь. Схватил за волосы жену, пинком открыв дверь, молча выволок на стужу. Приставив лицом к стене дома, резко хлестанул по спине Елену. Та, вскрикнув от жгучей боли, рухнула на колени. Анатолий вновь схватил её за волосы и вернул в прежнее положение.
– Стоять!.. –