виновато чувствовала себя тогда мама, как все же пыталась затем успокоить ее, девочку, объединило их. Объединило. Тогда…
Даже сейчас она пережила то единение с мамой…
***
Взрослая женщина сидела на полу перед секретером, а мысли ее уносились все дальше и дальше. В детство. В школу. В юность… Везде была мама. Только мама… После того, как отец ушел от них.
Они были обе-две на целом свете. Они жили вместе, спали на одном диване. Они были одним целым. Они были нераздельны. Во всяком случае, так считала она. Так чувствовала она. Так хотела она. Ближе мамы, мамулечки, не было друга. Маме она поверяла все. Для мамы она была – открытая книга. Мама была для нее самой главной подружкой. Она поставила свою маму наравне, на один уровень со своими подругами, она приняла ее в свой мир. Они обе думали, что так будет всегда…
«Ладно, остальное посмотрю завтра. Слишком много сразу воспоминаний. Мама, мама, она так и не поняла ничего. Она так ничего и не захотела понять. С этим и ушла. …Хорошо, что она ушла…»
Женщина поднялась с пола, с трудом разогнула затекшие ноги, постояла еще немного, оглядывая комнату, и вышла из нее, закрыв за собой дверь.
Замок щелкнул, и она облегченно вздохнула, выйдя на свежий воздух.
3.
Прошли похороны. Она даже, кажется, на них не была. Или была, но сделала вид для себя, что там ее не было. Или она давно решила, что на похоронах матери ей делать нечего. Во всяком случае, эти похороны не оставили в ее душе никаких эмоций – техническая деталь. Их надо было провести. Через них надо было пройти. И она прошла.
Что имела в виду ее мать, когда все-таки решила уйти? Может, все-таки устала доказывать свою правоту? Что у сумасшедшего в голове – никто не знает. Какие критерии у него в отношении жизни и смерти? Какие расчеты делает сумасшедший, принимая решение жить или умереть? Мать не была более сумасшедшей, чем большинство людей вокруг – они же тоже думают, что живут. Они думают, что они принимают решения. Они везде доказывают свою значимость, они хотят, чтобы с ними считались. Все правильно. Когда-то и сама она была такой. Потому и не находила общего языка с матерью – обе говорили одновременно. А когда она перестала быть такой, мать уже была не в состоянии увидеть это. А может, не хотела, чтобы остаться правой для себя в своей ненависти к дочери. Иначе, вся жизнь ее, сотканная из этой ненависти, державшаяся на этой ненависти, пошла бы к чертовой матери! А тогда, хоть вешайся иди. …А может, мать и жила до тех пор, пока хватало сил не видеть, что дочь изменилась. Потом силы кончились, она увидела и… зачем дальше цепляться за жизнь, таская это такое развалившееся, распухшее, больное тело? Устала.
…Она с удивлением заметила, что сидит и размышляет о смысле жизни ее матери. Почему? Зачем?
Нет, ей не было жаль мать, или того, что та умерла, или того, что та так долго никчемно жила.