была тогда… в юности. Как будто жизнь ее начинала одна ее половина, а к зениту этой жизни ведет другая ее половина… или часть души. Если бы кто-нибудь тогда, в юности, сказал бы ей, как будет протекать ее дальнейшая жизнь и – в особенности – вторая ее половина, она откровенно и от души посмеялась бы над тем человеком, потому что эта история была бы не о ней, а о какой-то другой девушке, женщине, о совсем другом, незнакомом ей человеке. …И только в глубине души она все-таки усомнилась бы в своем смехе, потому что вторая ее натура, скрытая ото всех, именно так и захотела бы выстроить ее жизнь. Уже тогда. И то, как хотела сейчас она жить свою жизнь, как раз и была та, вторая она. И только сейчас она начала выходить на свою прямую – прямую своей жизни.
5.
«Т-а-а-к… И что же там такое написано? Чего такого я там понаписала? Интере-е-есно».
Она с удовольствием забралась с ногами на диван и накрыла их пледом. После теплого душа и горячего крепкого кофе с гренками из белого хлеба со сливочным маслом, забраться с ногами на диван под теплый мягкий шерстяной плед, и под шум дождя за темным ночным окном включить настенное бра, и при неярком его свете открыть дневник, написанный тобой тридцать пять лет назад… Романтика. Сказочное чувство. Что такое счастье? Это и есть счастье. «Интере-есно…»
«23 июня 1968 года.
Вот с этой странички я и решила начать свой второй дневник, вернее, вторую тетрадь своего дневника. Сегодня целый день ходила, ходила и решила все-таки написать. Как-то нехорошо, правда, что я буду писать о мальчишке, но хочется хорошенько во всем разобраться. Хоть подумаю «вслух». Я же не могу в себе хранить долго, обязательно с кем-то должна поделиться, а мне нравится «размышлять» в дневнике. С чего же начать? Нет, нет, лучше не буду об этом писать, все мне какие-то глупые мысли в голову приходят. Я, скорее всего, потому боюсь писать, что, когда-нибудь перечитывая все, опять буду упрекать себя в том, что в эти лучшие годы своей жизни занималась только пустяками, а вернее, мальчиками. Я вот сейчас смотрю, как Нюся переживает, что Саша ей не пишет, как она всем девчонкам об этом – о нем – рассказывает и боюсь, что сама смогу оказаться в таком же положении. Это очень хорошо, что я завела дневник. Теперь, никому ничего не рассказывая, я как бы со стороны анализирую свои поступки, я вижу всю себя, как на ладони. Не знаю, как бы я смогла теперь жить без дневника. Теперь, наверное, буду вести дневник до тех пор, пока… В общем, не знаю. А еще боюсь очень того, что, когда-нибудь читая свой дневник, буду упрекать себя в том, что кроме мальчиков ничего другого в эти годы не видела. Ладно, хватит этой ученой чепухи! А почему же это чепуха? Это как раз не чепуха. Но что же я могу еще написать в дневнике? А разве мало в жизни интересного? Конечно, любовь, дружба… Без этого не жил ни один человек. А правда, как это можно жить, чтобы не было любимого занятия, любимого человека? Как, как?!
Вот для Нюси, например, весь жизненный вопрос заключается в том, чтобы хорошо