частые выстрелы нарастающего боя ворвались в уши, словно далекая надоедливая барабанная дробь, а на чистом голубом небе глаза различили непонятно откуда взявшуюся темную тучу. В ярких лучах южного солнца она казалась особенно темной и нелепой.
Первое, что он инстинктивно сделал – это нащупал автомат и, передернув затвор, упал лицом в сторону выстрелов на покрытую толстым слоем желтой пыли твердую и иссушенную жарким зноем почву. Боковым зрением он успел заметить, что колонна ушла вперед, оставив подбитую машину. И это его удивило. Он слышал, что наши никогда не бросают своих. Значит, происходит что—то серьезное, если капитан решил не подбирать людей из подбитой машины.
Громкий стон отвлек его внимание и, уже не обращая внимания на свистящие пули, Влад бросился на помощь к прапорщику. Мингалеев корчился в небольшой яме у дороги с лицом, измазанным кровью, и громко стонал, хватаясь за неестественно откинутую в сторону правую ногу.
– А—а—а! Помоги, Влад! Помоги!.. – просил молящим голосом прапорщик. – Кажется, я сломал ногу!.. А—а—а—а!
– Потерпите, товарищ прапорщик! Я сейчас! Только посмотрю, что с Зубковым и водителем…
Он заглянул в кузов и с первого взгляда сразу понял, что контрактник мертв. Его лицо было белее бумаги, а изо рта текла струйка крови. Ящики с тяжелыми снарядами раздавили Зубкова, и тот умер сразу, так и не успев осознать, что же с ним произошло, настолько мгновенными и тяжелыми оказались травмы. Обежав машину, он заглянул в кабину, но, к своему удивлению, никого не обнаружил. Похоже, что водитель-сириец уже сбежал, бросив на произвол своих пассажиров.
Влад вернулся обратно к Мингалееву и, в условиях всё нарастающей стрельбы, огляделся в поисках надежного убежища. В полутора сотнях метров от дороги, на небольшой возвышенности, темнели остатки разрушенного небольшого строения и он, подхватив прапорщика под мышки, поволок его к развалинам. Он понимал, что главное – уйти подальше от разбитой машины, и надеялся, что в условиях боя террористам будет не до поисков бойцов, сопровождавших груз. Возможно даже, что, если они наткнутся на машину со снарядами, то этим могут и удовлетвориться.
Мингалеев, как мог, помогал передвигаться солдату, изо всех сил стараясь громко не стонать. Впрочем, его стоны сквозь сжатые зубы во время частой приближающейся стрельбы даже Владу не особенно были слышны. Через несколько минут они доковыляли до развалин, и Влад понял, что это были отнюдь не развалины. Скорее всего, это были остатки старого осыпавшегося окопа. Он уложил прапорщика в углубление за блоками твердой земли и сказал:
– Наблюдайте, товарищ прапорщик! А я попытаюсь Зубкова притащить. Если что – огнем прикройте меня!
– Влад, каким огнем? Вот этим?! – прапорщик приподнял автомат. – И тремя рожками патронов? Это же на две минуты боя!.. А дальше…
Но Влад уже не слушал Мингалеева. Пользуясь коротким