в людские земли, потому попервости даже вздрагивал, заметив у перекрёстка очередного казнённого преступника или почуяв удушливо-сладкий запах тлена задолго до того, как перед глазами возникало очередное несвежее тело, облюбованное мухами и хищными птицами.
Какое преступление совершил при жизни тот или иной казнённый – не всегда можно было понять: тут, в отличие от Уррека, развешанным на крепеньких деревьях преступникам не крепили на поясах пояснительных дощечек. Однако понемногу Илидор сообразил, что люди с отрубленными руками при жизни были пойманы на воровстве либо разбое. Другим, с запекшейся кровью на подбородке и шее, перед казнью явно вырывали языки – за наветы, ложные вести или возмутительные речи. «А это, видимо, был насильник», – заключил дракон, разглядев, что болтается на шее у очередного мертвеца.
– Я, конечно, не рассчитывал, что путь в Анун будет усеян розами, но что он будет увешан мертвецами, я рассчитывал ещё меньше, – бурчал Йеруш.
Найло зяб, потому ворчал сверх обыкновения.
Словом, теперь Илидор был почти уверен: неведомый ему драконий заслон должен защищать путников от лихих людей на дорогах либо от опасности самому повиснуть в петле в результате досадной стражьей ошибки. Но Кумлатий, шевельнув бровями, сказал совсем другое:
– Драконий заслон даёт защиту от осенней лихоты. Зима ведь идёт…
– …дурное время, колдовское, – припомнил Йеруш слова Якари, и Кумлатий удовлетворённо кивнул:
– Во-во, сам знаешь. А я уж подумал, вы совсем издалеков.
– Мы издалеков, – поспешил подтвердить Найло, уверенный, что им с Илидором ещё не раз предстоит влететь с разгона в какие-нибудь неизвестные поверья южных людей.
Мужики вернули в воду ловный короб, отправили плыть по реке косы-обережки, подхватили корзины, и все вместе двинулись к лагерю.
– Тогда порасскажу, как от нечисти борониться, а то, небось, встрянете по незнанию, – решил Кумлатий и махнул рукой, приглашая следовать за собою. – И даже со знанием встрять возможно – нас-то спервоначалу тожеть было тринадцать, ещё до вас и Мшицки. А тока нечисть после сбора урожая всяк год ведь вылазит и до самой зимы колобродит, пока не приляжет. Один з нас после заката к стоячей воде пошёл, и дурно то было – в стоячей воде болотные вомперцы просыпаються, а средствов против них нет, ваще никаких. Наведёт морок такая тварь, а затем ввампирится в ногу аль в шею и будет кровь сосать, пока не насосётся, и так она крепко зубами вцепляется, что оторвать её от себя совсем никакой нет возможности. А ежели болотный вомперец в раж войдёт – так всю кровь с тебя и высосет. Опосля тело твоё наденет на себя навроде кожи и до рассвету будет в ём ходить где ни попадя. Может и до лагеря выйти или до дома какого, и там тоже всех перекусать. Ежли же рассвет застанет болотного вомперца не на стоячей воде, тады он сделается туманом и будет летать повсюду, заблукивать путников вместе с шишагами. А коли рассвет застанет тварь на воде, так она обратно занырнёт и будет дальше жить, обёрнутая в твою кожу. От так дето наш тринадцатый