и бросят потом на дороге, или…
На свадьбу в Большом Душеве Тай Сум не приводила детей, но мало ли что, туда всего-то трое цирковых пришло, а на их стоянке в лесу мог оставаться кто угодно, хоть ребёнок, хоть драконёнок.
Илидор зажмурился и помотал головой. Что ему до этого, в самом-то деле?
– Да и выкупать его не за что, сам видишь, – зудел и зудел Кумлатий. – Мшицка не из богатеев, сама в рванине ходит и всякий хлам продаёт, всё по монетке выгадывает. Ну однако ж идёт пока с нами, пока нам по одной дороге. Задерживает нас, конешным делом, ходит медленно, хотя ещё бодрая баба для своих годов, а всё ж старая. Но не бросишь её, совесть не позволяет бросить, нет, хоч от неё толку никакого нет, одна докука. Ток её мы не бросим, не погоним, потому как прибилась она к нам ровно взамен двенацтой. Да и совесть сожрёт за человечью судьбу. А с нечистой совестью по осени тускло на дороге: непременно сонная лихость станет мучать или какая иначая погань прицепится, как к нашему одиннацтому.
Дракон снова попытался выведать у Кумлатия, за какой надобностью куча народу тащится по дорогам в преддверье зимы.
– Кто на заработки движет, кто к родне на зимовье, кто ещё по каким потребностям, – скупо бросил Кумлатий. – Вы и сами-то имеете надобность двигать на юг, верно говорю? Ну так и у других людей нужда найдётся.
Мшицка, опираясь на палку, дважды догоняла Илидора и Йеруша, улыбалась им светло, щурилась блекло-голубыми глазами, предлагала купить за монетку «всякий хлам», как выражался Кумлатий. Что-то было в этой старухе обезоруживающе-искреннее, доброе, домашнее, и отказать ей было так же невозможно, как пнуть беззащитного. Потому, хотя денег у Йеруша оставалось немного, он, вздыхая, купил у Мшицки сначала горстяной мешочек соли с пряными травами, а потом кусочек древесного угля размером с ноготь – для очистки воды.
– Ну так-то это вещи полезные, – словно оправдываясь, говорил он Илидору.
Дракон и не спорил: ему тоже было жаль улыбчивую старуху. К тому же деньги их были вроде как общими, но на самом деле йерушевыми: рюкзак Илидора с немногими ценными вещицами остался валяться где-то в храмовой башне в глубине старолесья.
Один раз на полянке, ввиду тропы, показались недвижимые фигуры в дорожной одежде, сидевшие вкруг давно потухших кострищ. Люди дороги молча ускорили шаг, слегка сжимая губы, и никак не комментировали это дивное зрелище.
Дважды на перекрёстках проходили мимо повешенных с отрубленными руками, и тут баюн завёл явно остохреневшую его спутникам, но новую для Илидора и Йеруша «поучительную байку о снявой осенней лихоте, обманувшейся телом мёртвого человека и оттого не поспевшей навредить человеку живому».
– Я понял! – тихонько обрадовался тогда Йеруш. – Местные людишки так отгоняют от селений эту дурацкую лихоту! Видно, приберегают приговорённых до послесбора урожая, а потом развешивают по деревьям, как ленточки! Нет? Да! Я положительно в восторге от этой пришибленной местности!
Дракон обернулся на оставшегося позади